Алекса Дантас, 

 

Аскадор Дантейк

 

 

С Н Ы → Я В Ь,   И   С Н О В А → С Н Ы

 

р а с с к а з

 

 

Приснилось нечто кощунственное и ужасное – просто бесстыдное, иначе не назовешь! Я проснулся средь ночи, не понимая, что происходит. Нет, не может быть, чтоб со мной, и вдруг такое! Но сон был слишком свеж, чтоб его сразу забыть, он был слишком ярок и захлестнул мое воображение. Под одеялом я протянул ладонь к паху и с удивлением убедился, что орган мой действительно возбужден, наполнен сладким желанием и смазка густо обволоклась под крайней плотью. Как же может быть, чтоб Меня! – и вдруг проняло такое? Но ведь было приятно!.. Как ни странно, – приятно до умопомрачения! Захотелось даже продлить удовольствие, – те пленительные ощущения, что еще не отпускали, празднично приглашая и далее наслаждаться ими. Меня кто-то похóтил там – во сне, но как красиво он это делал! Я осознавал себя сонным, лежащим на спине: бедра отдыхающе раздвинуты; едва касаясь, между ног, бережно и аккуратно, возлег на меня не то мужчина, не то молодой парень – я никак не мог разглядеть его лицо. Но мне казалось, что хорошо знаю неизвестного. И те ощущения, которые я только что пережил, почему-то были вроде как знакомы. Где и когда, каким образом и, главное, – с кем я мог испытать такое? Да ни с кем, просто ни с кем, это же очевидно! Я всегда был противник таких вот, «нелицеприятных» проявлений. Но факт остается фактом – чувства эти мне были уже знакомы…

Постепенно я забылся, снова провалился в сон….

Горячий член, сильный и упругий ласково уперся мне в яички. Опять… это опять случилось!.. Я замер, уходя в ощущения. Я не знал, что мне делать. Мошонка моя млела, охотно принимая в себя добрую энергию, от которой не было сил отказаться. Дыхание мое сперло, я весь ушел в блаженство, клубящееся в паху. Член сухо и горячо вминаясь, заскользил по моей промежности вверх-вниз, вверх-вниз... Сердце мое стучало гулко, как набат. Мошонка туго, с желанием стягивалась, принимая ласки бесстыдного агрессора, покорно перекатывалась под добрым и уверенным натиском его. Мне было страшно и стыдно, но так хорошо и благостно; удовольствие так распирало и распирало чресла, что я застонал и вскрикнул, не выдерживая. Я переполнился желанием взаимным и… вылетел из сна. Ох, как жаль и как ужасно!.. Но почему так хочется тут же вернуться туда – в мир сладких телесных грез, где грех, где стыд, где мужеложство неприкрытое и откровенное?..

В сумраке спальни жена тревожно склонилась надо мной:

– Что с тобою? Ты о чем-то кричал во сне, но я не разобрала, о чем?

А меня колотила дрожь. Я закусил губу и изогнулся в спине. И вдруг почувствовал, как в паху моем все свело сладкими неудержимыми позывами, и сильные тугие струйки одна за другой прыснули прямо под одеялом. Я стиснул зубы, понимая, что жена обязательно обнаружит испачканное белье и начнет в чем-то подозревать. На старости лет муж кончает мимо нее – в постель! Я застонал надрывно, облегчаясь в темную пустоту, заелозил головой по подушке, конвульсивно вздрагивая всем телом. И никак не удавалось мне скрыть от супруги неуместный, странный оргазм – это было выше моих сил! Предутренние поллюции в пожилом возрасте – это что-то неслыханное, это о чем-то да говорит!..

– Да что с тобой? – не на шутку всполошилась жена. (Еще бы – не всполошиться! Если б она узнала, что мужа ее только что удовлетворили – прямо в супружеском ложе, в присутствии её – жены!) Уф-ф… да что ж это такое-то происходит?..

Я кончал и кончал под одеялом, и краше этой сладости задушевной и вместе с тем запретной никогда я не испытывал в жизни! Последний выплеск семени опал, но вздроги утихающего всплеска энергии все еще сотрясали мое расплывшееся в неге, страстно-знойное тело. «Ух-х…» – туго, с облегчением выдохнул я, успокаиваясь и блаженно заулыбавшись во тьме спальни. Вздох облегчения еще раз вырвался из моих легких, и улыбка блаженства не сходила с моего лица. Что я мог сказать жене? Лучше промолчу, бережно сохраняя в удивленной душе и разомлевшем теле ощущения, которые только что пережил. Это была фантастика какая-то, это – нирвана самая настоящая! Только что я побывал в раю…

Кто же меня возбудил и так усладил во сне, кто так странно, чудесным образом подарил близость тайную?.. Именно – подарил! Не изнасиловал, не вторгся в запретное совсем уж непрошенным гостем, а усладил трогательно и с чувством полной своей правоты.

 

Мне уже все 76. Возраст, когда о мощных позывах плоти можно и забыть давно. Но этот сон все не выходил из головы.

Я ехал в метро, людей в вагонах битком – утренний час-пик. Вокруг толкалось, из стороны в сторону швыряло людей тесное людское море. Я был плотно сжат со всех сторон. Женщины, мужчины, как и я, стояли стиснутые друг другом, молча ехали под перестук колес поезда. Я думал о своем, иногда нет-нет да возвращаясь к пережитому этой ночью. Восхитительные ощущения, осознание таинственного доброго праздника все еще не покидали меня. Словно я соприкоснулся со сказкой, с волшебством, с которыми рад был бы встретиться вновь. В паху моем, в мошонке было свободно и легко. Облегчился я основательно, и ничего «такого» сейчас не хотелось. Было просто хорошо и благостно на душе.

Передо мной сопротивлялся толпе парень лет двадцати пяти. Атлетически сложенный, в спортивной одежде, он стоял ко мне лицом к лицу, почти вплотную. Симпатичный молодой человек с достаточно интеллигентным обликом, вроде как задумавшийся о чем-то своем. Поезд резко затормозил – быть может, на колее какая-то помеха? Почти все пассажиры по инерции навалились друг на друга. Шутки, извинения, недовольные ворчания… Я поневоле налег своим немалым весом на этого парня, извинился, силясь оторваться от него, но инерция по-прежнему нещадно вдавливала меня в незнакомца. Кто-то сзади дополнительно налег мне на спину, и я поневоле еще больше вжался в спортивного юношу. Стало тесно до невозможности и неловко перед пассажиром. Но вот инерция погасла и все снова с облегчением выпрямились. Молодой человек понимающе улыбнулся мне: «Ничего страшного», – сказал спокойно, давая понять, что не обижается за мое невольное давление. Чуть позже, с интересом взглянув на меня, он слегка нагнулся к уху и сказал с улыбкой:

– Знаете, есть такой анекдот… – из-за гула и стука колес снова тронувшегося поезда трудно было различить слова, но я напряг слух и все же расслышал: – Едет вот так же в переполненном автобусе мужчина ваших лет, такой же солидной комплекции, рядом парень явно нетрадиционного вида, вычурно одетый с серьгой в ухе. Вот так же резко останавливается автобус, и мужчина всей своей могучей массой налетает на парня, тот оборачивается и говорит, жеманно растягивая слова: «Фу, пра-а-атии-и-ивный». Мужик набычился недовольно, но ничего не сказал. Вскоре снова резкая остановка автобуса, ситуация повторяется. Парень, естественно говорит: «Фу, пра-а-атии-и-ивный». Мужик посмотрел на него косо и с неприязнью, однако опять промолчал. Когда же в третий раз автобус резко остановился и мужик по инерции чуть ли не лег на юношу, а тот выдал неизменное насчет «противного», терпение мужика лопнуло: «Еще раз скажешь мне таким пи...ческим голосом, я тебя вые..!» Парень-серьгоносец обернулся и охотно протянул: «Пра-а-атии-и-ивный, пра-а-атии-и-ивный, пра-а-атии-и-ивный!..»

Я улыбнулся – анекдот был явно в тему. Ни дать, ни взять – про нас с этим юным атлетом. Только я не настолько груб, как тот мужик из анекдота, да и рассказчик не производит впечатления секс-неформала. Или производит?.. Нет, вряд ли – нормальный, спортивно сложенный парень с чувством юмора. Надо же, так уместно рассказать анекдот совершенно незнакомому человеку! Я бы так не смог. Видать, действительно, сейчас растет поколение, совершенно отличающееся от нас в молодые годы. В мыслях я ехал еще на волне от пережитого сна, плюс анекдот на сходную тему… – удивительное совпадение! Неплохо ж начинается день... Я и посмотрел на рассказчика с любопытством, как на забавного попутчика. У него не было серьги в ухе. «Ну, хоть это хорошо…» Парень чуть заметно улыбнулся, снова уходя в себя. Больше он не затевал разговора, не был навязчив, и я был ему признателен за это, поскольку мысли мои гуляли сейчас совсем в иной области. Однако после очередной остановки я почувствовал некоторую неловкость в паху от легкого давления извне. Немилосердно сжатые со всех сторон, морщась от натуги, мы с парнем противились прессингу толпы, как могли, но – куда там! Толпа нас вжала друг в друга так, что стало даже трудно дышать и затрещали мои позвонки. Я напрягся, болезненно поморщился. Да к тому же мой большой живот, он, наверняка, сильно упирался в плоский спортивный живот случайного попутчика. Но тот стоически терпел мягко-упругую нагрузку спереди, с трудом переводя дыхание и отвернув лицо в сторону, почти щека к щеке со мной. Наши

лица были столь недопустимо, смущающее близки, что мне показалось, как притягательная энергия просто исходит, излучается от попутчика. Странная сила буквально потянула поцеловать его в свежие, румяные щеки во влекущие сочные губы… «Какое безумие!..» Я, сколько мог, отстранил свое лицо, пыхтя от натуги и сжимая в руках свой набитый битком портфель с документами. От парня исходил очень приятный тонкий аромат дорогого парфюма. Не почувствовать это было невозможно. А от тела его струилась и струилась чудесная энергия; какое-то томительное, завораживающее тепло буквально привлекало к доброму молодцу. Хотя я и так был притянут – дальше, пожалуй, и некуда! Мне бы из приличия отклониться от незнакомца, хотя бы повернуться боком, но в давке несносной пошевелиться было просто невозможно. Поэтому я невольно продолжал вдыхать терпко-сладкий аромат парфюма, который мне нравился все больше и больше. Удивительно приятный, чистый и свежий молодой человек. Умничка, не ленится, следит за собой! Однако, что же это в паху мне мешает, что там такое?.. Я не имел возможности наклонить голову, чтоб посмотреть, оставалось лишь ощущать и догадываться, – что же там может быть? А происходило там нечто странное. В тесноте, в давильне толпы тыльная сторона ладони парня, похоже, невольно касалась области моей ширинки. Я почувствовал себя неловко, движением таза попытался отвести свою пикантную выпуклость в сторону, и это удалось… но ненамного. Чужая рука по-прежнему тяжело, но неуверенно порой прикасалась ко мне, она прикасалась может и легонько, но мне казалось – довольно ощутимо. Чувства мои обострялись. По мере движения поезда и качания тел пассажиров, рука попутчика тоже невольно покачивалась, слегка и невзначай все ощутимее задевая мой насторожившийся орган. Каждый удар-прикосновение отдавался уже набатом в чреслах моих и в голове. Я смущенно мельком взглянул в лицо незнакомца, но не увидел в нем никакого ко мне интереса; он думал о чем-то своем, видимо не понимая, что невольно прикасается ко мне там, где не следует. Я глухо кашлянул, недовольно, с усилием все же сумев повернуться к нему боком. Контакт с ладонью прекратился. Но мне было не по себе, я уже был насторожен.

Так мы проехали пол-остановки. Получалось, что парень этот мощным телом своим защищал меня от основной массы невольно качающихся без опоры пассажиров, и не оценить этого я не мог. Но кто-то снова сильно надавил на него, и он, не имея возможности удержаться на месте, был вынужден опять втиснуться совсем близко ко мне, правда стоял уже почти боком, но рука его, за несколько минут ощутимо потеплевшая, даже горячая, заструилась томительными токами опять возле самого моего органа. Снова там же! Теперь это вряд ли случайность. Я еще больше насторожился. Что-то тут не то... Лицо парня непроницаемо-задумчиво по-прежнему, но рука его уже совсем плотно скользит туда-сюда по ткани моих брюк. Я оторопел. Приятное тепло и прикосновения чужой руки щекотали и ласкали мой орган, мне было страшно и неудобно перед случайным пассажиром и, в то же время, удивительно хорошо. Но неловкость моя достигала апогея, сердце застучало сильнее, а волна стыда горячо хлынула в лицо. Пока еще не могу окончательно понять: это случайно происходит или намеренно? Я с усилием вжал свой слабый объемный пресс, наклонил голову, чтобы разглядеть причину странного давления и колебания внизу, но попутчик совсем плотно стоял ко мне и я ничего не разглядел, кроме выпуклости своего живота. Мне показалось или… да нет – показалось; просто нас прижимают друг к другу! Я постарался снова уйти в свои мысли. Но невозможно было не ощутить, как его сильное бедро придавливается к моему бедру, а пах его уже вжимается в мой напрягающийся орган. Даже живот мой не помешал так кощунственно сблизиться там, где не следует! Только этого еще не хватало! Однако, похоже, зря я забеспокоился: никаких признаков плотского оживления в его паху не обнаруживалось, – я это чувствовал точно. А вот у меня, – вот, досада! – стало происходить нечто странное. Сам не знаю, почему, но орган мой, нагреваясь от близости запретной, стал ощутимо наполняться и пустил терпкий сок (я это отчетливо почувствовал!). Так получалось, что орган мой и мягкая выпуклость парня уперлись друг в друга теперь абсолютно и неуместно и замерли так в недоумении – что же будет дальше?! Я надул щеки, сквозь полустиснутые губы с усилием выпуская воздух, стараясь успокоиться, переключить свое внимание на что-нибудь постороннее. Чего он хочет от меня? Или не хочет?.. Да ничего ему не нужно – просто стоит человек рядом, и всё: к тому же защищает собой от толпы. Но неловкость ситуации становилась уже слишком ощутимой. Я хотел перегородиться туго набитым портфелем, но тот был зажат смертельной хваткой между задницами каких-то толстых теток. Тогда скользнул рукой, свободной от портфеля, к своему полнящемуся жаром паху и ладонью аккуратно, но решительно перегородил собственное достоинство от контакта с вялым… нет, уже не вялым, кажется – упруго-теплеющим бугорком пассажира. Но зря я это сделал. Перегородить-то перегородил, но, получается, теперь я сам ладонью упираюсь ему в горячий пах, да, теперь именно – горячий! Что делать? Я, сколько мог, отпятил свой зад, пытаясь втянуть в себя выпуклость своего мужского начала, и это незначительно, но удалось. Однако за спиной моей тоже стояли люди и, чего доброго, могли понять меня неправильно (с моим-то откляченным задом!). Как бы и он не заметил этого! Очень неудобная, двусмысленная позиция – нелепей не придумаешь! Но лицо моего попутчика оставалось все таким же спокойно-непроницаемым, похоже – он ничего не замечал и опасения мои были напрасны. Однако тыльной стороной кисти я, почти не прикасаясь, почувствовал вдруг робкий, но явный толчок увеличивающейся выпуклости за тканью его легких спортивных брюк! Знойная выпуклость в том месте понемногу наполнялась, вырастала, крепла и еще более нагревалась оживающими токами. Она отвисала характерной удлиненностью сильного органа, который, пульсируя жизнью, уже восставал за тонкой тканью. И рука моя с удивлением поневоле ощущала это на себе. Наши проснувшиеся органы разделяла лишь моя протестующая ладонь, и она с двух сторон ощущала невиданную энергию взаимного притяжения – его и мою. Надо было спасать ладонь от конфуза, но что бы произошло, если б я это сделал? Что было бы, если б органы наши встретились тогда?!. Парень серьезно сдвинул брови, наконец-то явно смятенный ситуацией и, как мне показалось, попытался отстраниться. В общем, у него появилось то же затруднение, что и у меня. Похоже, в этом мы с ним были солидарны, почти побратимы. Но я сделал недопустимое: само собою как-то получилось, – не осознанно! В желании поскорее избавиться от нелепого контакта с попутчиком и помочь и ему в том же, верхней частью ладони я непроизвольно стал отклонять его оживший упругий член в сторону. Зря я это сделал, зря!.. Ладонью почувствовал сразу же, как орган его, уже откровенно разбуженный и горячий, буквально ощутимо еще больше восставал размером за тканью трико, упираясь крепостью своей мне прямо в руку – как раз меж большим и указательным пальцем! Осталось только сжать пальцы кольцом и… И я непроизвольно действительно едва не сжал его член… или все-таки сжал?.. Нет, не помню, кажется, нет. Но рука моя дрогнула – это точно. Однако, полнясь возмущением, я попытался отклонить чужую плоть сильнее от себя, но тем только еще больше подстегнул желание, подзадорил оживший откровением загадочный фаллос пассажира. Что же делать? Вот, нелепость-то! Надо ж как-то выходить из этого глупого положения, тем более, что и мой разбуженный орган теперь требует серьезного внимания! Его надо срочно успокоить. А он всё крепнет и крепнет, увеличиваясь (какой конфуз!), мешая мне сосредоточиться на поставленной задаче – избавиться от нежданной, совсем ненужной близости. Парень смущенно, мельком взглянул мне в глаза, и на румяных щеках его разлился густой жар – это было очень заметно. Что он подумает обо мне? Вот досада! Как нам разойтись?.. Тогда я, что есть силы, недовольно и резко развернулся и все-таки встал к нему боком. Но все равно орган его тугой и горячий сам собою упирался мне уже в боковину ягодицы. Какой у него сильный и большой, однако, что значит – молодость! Я поморщился – это становилось уже невыносимым: яички мои сводило сладкой волною и я ничего не мог с этим поделать. Тогда я развернулся еще немного и, вырвав наконец портфель из капкана теток, встал к незнакомцу спиной. «Фу-фу…» – мысленно выдохнул с облегчением, ощущая, что орган мой, неуместно наливающийся, до боли упирается в плотную ткань моих брюк. Хорошо, что за покачивающимися телами людей никто не видит моего восставшего во всем бесстыдстве конфуза! Но проблема еще не была решена полностью – ведь я встал к попутчику спиной, а если точнее, то – задом. И что же получается? А получается, что я подставился самым буквальным образом – нарочнее просто не придумаешь! Горячий выступ незнакомца, энергетически пульсируя жизнью, уперся мне как раз промеж ягодиц! Другого места не нашел! Только этого еще и не хватало!.. Но орган его медленно и неотвратимо вдавливался мне туда… и... и я замер, глаза мои округлялись сами собою. «Безобразие! Что же это происходит, в конце-то концов?! Он что, совсем не может отклониться как-нибудь в сторону? Ну, нельзя же так! Мне что теперь, резко двинуть его задом, чтоб он понял, наконец, куда упирается его конец?..» Но тогда незнакомцем я толкну и других пассажиров, да могу еще и больно повредить гибкий хрящ его достоинства. Я ж не садист. Но если этого не сделаю, может быть и того хуже – он войдет в меня!.. Ужас! Сумасшествие какое-то! Горячая плоть, тугая до твердости невероятной, все сильнее и сильнее вдавливалась мне промеж ягодиц. «Ну, знаете!..» Я запаниковал. Трикотажные брюки парня служили очень слабой преградой. Собственно, ее практически не было никакой – лишь мои плотные костюмные брюки предохраняли еще от реальной постыдности совокупления! Я сжал свою попу, решил все же переждать, когда ткань моих брюк натянется на пути агрессора, что и случилось. Однако знойный член я все равно чувствовал уже почти вошедшим в мой анус. Никогда такого не ощущал я в своей жизни! Может, мне это только казалось, может я слишком впечатлительный в отношении «такого», – не знаю. Странно-приятное ощущение, незнакомое ранее, начало растекаться по мне снизу от места контакта. Чувство вхождения энергии через задний проход, энергии живой и бурлящей, буквально струящейся добрыми токами, сладкими позывами изнутри разливалось по телу, горячило кровь. Парень дарил свою энергию просто так, и это, как ни странно, становилось приятно и мне тоже. Жизнь совершенно неожиданно дала возможность ненавязчиво, совершенно как бы отстраненно познать, что же примерно могут испытывать люди определенной ориентации. Для меня это было дико и непонятно, но энергия, расползавшаяся во мне, плывущая и струящаяся, становилась все более и более приятной и поглощала меня полностью. Всё мое естество теперь было в плену, в ласке неожиданной, мощной и такой незнакомой. Я, не знаю – почему, стал расслаблять ягодицы и покорно расслаблялся сам, с интересом уходя в дивные ощущения. Я чувствовал себя первооткрывателем – никак не меньше. А агрессор еще немного вошел в меня, сколько позволили ткани наших брюк, и остановился. Мне было хорошо, удивительно хорошо, даже спина гудела, пропуская энергию до самой головы. Поток доброй энергии, которому нет конца и края. Это невозможно передать! Я упоенно, сам того не подозревая, начал охотно приподнимать свой зад, переставая сопротивляться похоти попутчика и впуская в себя, то, что раньше никому бы и ни за что не позволил. Я весь сконцентрировался на томительной точке нашей знойной опоры. Это было откровение безумной и твердой ласки, откровение таинственное и странное, но так будоражащее всё естество. И мне не терпелось усилить волшебство, я терял уже контроль над собой. Однако вскоре почувствовал, как член парня слабеет, тугая упругость уходит. Уменьшаясь в размере, член трогательно опадает – видимо парень сумел-таки взять себя в руки. Ну и ладно. Вот и умница. Значит – молодец! А мне уже скоро выходить. Я тряхнул головой, избавляясь от густого, тягучего наваждения, только теперь начиная ощущать, как знобит тело мелкая дрожь.

Но чувство сожаления, что пленительный контакт заканчивается, почему-то дрогнуло в сердце, затомило в душе. Очень странные и необычно захватывающие чувства. И есть же люди, которые могут позволить себе такое удовольствие столько, сколько они сами этого захотят! Надо же, – чего только не бывает в жизни! И страшно, и приятно, и опасно до невозможности! Но для близости подобной нужен надежный, доверительный партнер, который дарил бы столь дивные ласки. Я был потрясен, мелко вздрагивая в сладко-соленой прострации. Мне уже не хотелось, чтоб парень отходил. «Безумие! Что творится со мной, куда это может завести?..»

Когда народ на остановке стал выталкиваться, выпихиваться из вагона, я, противясь прессингу толпы, робко обернулся, но парня рядом уже не было – он вышел раньше. Почему-то мне стало грустно. Личность моя раздвоилась – одна половина тихо грустила от утраченной возможности познать нечто неведаное, но доброе и хорошее, другая – возмущенно отряхивалась от непрошености безумного контакта.

Дальше я ехал, пытаясь прийти в себя от потрясения. Бывают же чудеса на свете!.. Кто бы мог подумать, что в общественном транспорте, прямо в эпицентре скопления людей может произойти подобное, что «такое» можно испытать от совершенно незнакомого человека! Я чувствовал, как недоуменным возмущением и стыдом все еще пылает мое полное лицо, но плоть стала потихонечку слабеть, оставляя в трусах мокроту обильной смазки. Ужас, просто ужас – на 77-м году жизни перенести столь нелепый конфуз!

Однако мошонка моя еще полнилась давлением желания. Как это некстати, когда впереди целый рабочий день (я хоть и пенсионер, но ехал на работу)! Я знал, что яички мои будут болеть, если вовремя не освобожу их. В этом возрасте нельзя в себе долго задерживать просящееся семя. И это досадное возбуждение! Куда его девать?.. И что же делать, где и как я сейчас мог бы разгрузиться от нудной тяжести, избавившись от сладкого томленья? Выход один – своими руками в каком-нибудь уединенном месте сбросить невыносимую нагрузку. Так где же в городе, когда кругом столько народу, найти подходящее место? В кусты ж не сбегаешь, за забором тоже некрасиво – кругом люди! Та-ак... И тут меня осенило – общественный туалет, там наверняка есть отдельные кабинки, где и получится на минутку-другую уединиться! Что ж, вполне уместный выход...

И вот он – туалет. Кое-как я нашел его, спеша поскорее закончить нелепое занятие. К тому же так не хотелось опоздать на работу!..

 

Заплатив дежурной, вошел в светлое, выложенное кафелем заведение. Здесь довольно чисто и почти нет характерного запаха. Что ж, это уже не те бесплатные советские нужники, где вонь порой стояла просто невыносимая. В те грязные туалеты изредка доводилось заскакивать по нужде, да и выскакивать приходилось как можно скорее, поскольку навязчиво преследовали липкие запахи нечистот. Сейчас же радует капитализм с его как бы человеческим лицом, даже в отстойных местах. Зажав портфель между ног, я быстро помыл руки под сверкающим чистотой никелированным краном, крутанул рулон с салфетками, вытирая руки. Стараюсь после поручней транспорта не браться за свою плоть грязными руками и никому это делать не советую. В крайнем случае – браться не кончиками пальцев, а между пальцев, с внутренней их стороны – там микробов поменьше.

Я осмотрелся – свободных кабинок пока не было. Что ж, подожду. Писсуары свободны, но такой вариант мне не подходит – слишком на виду. Возле ближайшего ко мне писсуара только один мужчина стряхивает последние капли с конца пениса. Я отвернулся. Но что-то толкнуло меня снова посмотреть в его сторону. Хорошо одетый, довольно прилично выглядевший мужчина стоял ко мне боком и, стряхивая очередной раз капли, коротко взглянул на меня. Взгляд его мне показался заинтересованным. Не слишком ли затянулись его действия? Зачем так медлить перед застегиванием брюк? Это несколько удивило. Показалось даже, что он не просто встряхивает свой конец, но еще и мнёт его тихонько и как бы ненароком приотпускает одну ладонь от органа, так что я невольно мог видеть полунаполненое достоинство незнакомца. Ничего себе! Он что, здесь мастурбирует, что ли? Нашел место – люди ж кругом! Так откровенно и рискованно; не боится, что кто-нибудь увидит: я, например. А может, он и хочет, чтобы я увидел это? Но зачем?.. С ума сойти! Что творится в мире! Все встало в этой жизни с ног на голову!

Хоть и в полупрофиль, но облик незнакомца показался мне знакомым. Да, действительно, этот мужчина чем-то напоминает одного человека, который давно, много лет назад, когда он был еще молод, влюбился в меня. Да, такая нелепость действительно случилась однажды. Не хочется вспоминать… Парень – мой сотрудник – и вдруг в меня влюбляется, а точнее в мою солидную полноту, когда я еще был его непосредственным начальником. Сейчас тот парень примерно ровесник этого мужчины. Действительно чем-то похож, но это – не он. Явно не он. Воспоминания, нахлынув, вынудили меня присмотреться к незнакомцу немного внимательнее. В душе всколыхнулась ностальгия по далеким советским временам, когда и я был значительно моложе, когда жизнь была стабильна и не было страха за будущее. Сколько мне было тогда? Лет сорок – не более. Тогда молодой сотрудник, практически – юноша, и признался мне в своих чувствах. Конечно, я его не понял, как и сейчас не понял бы тоже. Он замкнулся в себе и больше не затевал со мной разговор на подобную тему. Вел себя после этого, правда как-то странно, вызывающе и почти агрессивно. Впрочем, было ясно, что он, сам того не ведая, подсознательно мстил мне нарочитой, демонстративной дерзостью, (наверное, надеялся хотя бы этим привлечь к себе внимание?). Но меня это особо не задевало. Было неприятно, конечно, но терпимо. Пусть себе побесится да и успокоится. Однако прошло лет двадцать после того, как наши пути разошлись, и однажды я случайно встретил его в городе, когда ему исполнилось уже все 45. И, тем не менее, я его сразу узнал. Поговорили немного. Потом довелось встретиться с ним по делу еще разок, и он открыл тайну своего влечения ко мне со всей откровенностью. Тогда он еще робко надеялся на зарождение моего к нему интереса. Он не просил, не умолял, но я чувствовал, как он все еще страдал от наплыва нерастраченных чувств. Я не стал его разочаровывать, но и встречаться с ним тоже более не стал. Понятно – ничего такого пробовать ни с ним, ни с каким-либо другим мужчиной я не собирался. Больше мы с ним не виделись, и сейчас человек, что стоял здесь, чертами лица напоминая того влюбленного, почему-то тронул мое сердце странной симпатией к нему. Может, только показалось, что симпатией? Просто воспоминание о своей относительной молодости, ностальгия по уютным, спокойным временам вызвали приятные ассоциации? Похоже, мужчина также заметил мой ненавязчивый интерес к нему и уже откровенней полуобернулся в мою сторону, как бы невзначай приоткрывая заметно, буквально на глазах наполняющийся орган свой. Я опешил, глядя, как член чужой наливается силою (возбуждения воочию, вживую со стороны я никогда не видел!), и головка, сияющая чистотой, разбухает, выползая на полное обозрение. Я глухо кашлянул, с опаской оглянувшись – никого поблизости не было. Я боялся за него, пожалуй, даже больше, чем он сам за себя – в любой момент кто-нибудь зайдет в заведение и может случайно увидеть восставшее достоинство смельчака.

Одна кабинка освободилась, из нее вышел пожилой человек и, не глядя на нас, удалился из туалета. Я направился к кабинке, чувствуя спиной, как энергия незнакомца просто кричит, чтоб я не уходил или чтоб хоть как-то продолжил негласное общение, налаживающийся контакт с ним. Но у меня была другая цель, о которой я чуть не забыл совсем, увлекшись на мгновения необычайностью зрелища в туалете. Впрочем, я зашел в кабинку и, встав лицом к дверце, собрался было закрыть ее, но что-то будто остановило, и я решил пока не спешить с этим. Дверцу я лишь прикрыл, оставив достаточно широкую щель, дабы видеть незнакомца. Сделал вид что не смотрю туда, но, робко опустив глаза, все же, как бы невзначай, время от времени скользил взглядом в его сторону. Незнакомец даже подвинулся поближе к проему моего обозрения, и я снова видел, как, повернувшись уже другим боком, он приоткрывает свой чудо-орган. Мурашки пробежали у меня по спине: мужчина теперь явно чего-то хочет! А в мошонке моей клубился сладкий туман, она еще больше тяжелела грузом желания, в ней пробегали ласковые токи, и выдержать это напряжение я долго б не смог. Хотелось, чтоб к ней кто-нибудь прикоснулся, приласкал ее извне, потянул сладкой негой. Но не мужчина ж, конечно! Хотя… А почему бы и нет?.. Да, впрочем… Почему б, собственно, не этот, приличного вида, человек. Какая сейчас разница – кто? Лишь бы сбросить, наконец, надрывную сладость в паху. Но только вот как? В кабинку же не пригласишь, тем более – незнакомца. Я боюсь. Уж что-что, а это – очень опасно. И чревато! Как же поступить-то мне, как?.. У меня не хватит смелости проявить инициативу. И я решил предоставить случаю оформиться так, как само собой может получиться в подобных ситуациях. Но в столь нелепом положении я никогда не был, даже не знал, что такое вообще возможно! Однако недаром говорят, что всё в жизни когда-то случается впервые.

Не прикрывая до конца дверь, стоя над низким унитазом, я стал медленно расстегивать брючный ремень, затем спускать с себя верхнюю часть брюк, наблюдая, как незнакомец искоса, тайком наблюдает за мной и уже почти откровенно вздрачивает свой восставший силою орган. Я почувствовал, как лицо мое заливает жар. Но мне становилось уже интересно: что же будет дальше? Наверняка у мужчины есть опыт в этом деле. Он достаточно смелый и к тому же заметно заинтересован во мне. Кто-то еще зашел в туалет, незнакомец тут же спешно отвернулся к писсуару, делая вид, что мочится в него. Я чуть плотнее прикрыл дверцу, в узкую щелку нерешительно, однако, наблюдая за развитием картины. Помешавший нам человек побрызгал в писсуар и вышел, я как бы ненароком наклонившись вперед, снова приоткрыл дверку и видел, как мой негласный соглядатай опять полуобернулся ко мне. С трудом он уже упрятал свое выпирающее достоинство в трусы и тихонько натягивал брюки, пытаясь застегнуть молнию, что не так легко давалось: орган выступал сильно и откровенно. Потому облачался он не спеша и, видать, еще сомневаясь, уходить или задержаться. Мне почему-то не хотелось, чтоб он ушел именно сейчас, надо было что-то предпринимать. На время я даже позабыл про работу, на которую уже явно опаздывал. Сейчас это было все второстепенным, неважным. Я был поглощен новыми ощущениями, развивающейся интригой странных, но таких захватывающих отношений: настоящий экстрим! Почему раньше я об этом не знал? Нет, ну как: слышал иногда разные насмешливые разговоры, всегда осуждающие такие вот отклонения. Но так, чтоб самому видеть, своими глазами!.. Адреналин в крови подстегивал разгоравшийся интерес во мне. Мужчина дрóчит на другого мужчину, демонстрируя свой орган во всей бесстыдной полноте, – ну, что может быть нелепее и кощунственней?! Однако есть в этом нечто действительно интригующее, будоражащее разгоряченное воображение.

Незнакомец все еще стоял на месте, медленно застегивая молнию на брюках. А я полностью приопустил свои брюки и снял трусы до колен. Я видел, как он с восхищением смотрит на мое частично оголенное тело. «Ну, и что он думает, испытывает ко мне, интересно?» Колени мои чуть подрагивали. Особенно взгляд незнакомца застыл на моем полунаполненном органе, буквально прилип к тому месту. «И чего там особенного увидеть-то можно? Странный интерес». Мне почему-то подумалось: «Может, он, как и мой тот давний знакомый захочет насладиться видом обнаженной солидности, ведь тот патологически сходил с ума от налитой полноты, от объема и округлой формы моего живота, моей попы? Тогда посмотри лучше на мое тело – гладкое, белое и нежное, почти как у женщины. Волос на теле немного, что для мужчин – редкость…» Но, увы, сейчас не такой предо мной человек, который оценил бы красоту солидной гладко-холеной стати. Подобных предпочтений, как у моего бывшего сотрудника, наверное, встречается очень мало даже среди представителей «этого мира». Может, вообще только Он и ценил по-настоящему мои телесные особенности? Ладно, посмотрим, что будет дальше…

Как бы ненароком, я расстегнул рубашку и осторожно, легонько оголил, выкатив наружу, свой необъятный живот. Но незнакомец, похоже, не оценил красоту и сексуальность объемного чрева, пялясь преимущественно на мой орган, который почему-то начал опадать, стыдливо прячась за крайнюю плоть. «Ну и пусть смотрит на меня такого, какой я есть во всем естестве! Не нравится – отворачивайся и уходи!» Я демонстративно отвел лицо в сторону и присел над унитазом. Лицо мое пылало: «Что я вытворяю!..» Было стыдно и жарко от странных чувств, ранее неведомых мне, которые, захватив, никак не отпускали. Пробивала мелкая дрожь, и сердце стучало громко и часто. Ощущения были абсолютно новыми и потому, наверное, остро притягательными. Однако дверь я решил не закрывать пока: будь что будет! Впрочем, присел я, естественно, не для того, чтоб справлять нужду, а для того, чтоб не мелькать на виду у тех, кто, проходя, мог бы случайно через проем двери увидеть меня в ненадлежащем образе. Что б они подумали тогда? Даже представить страшно! На старости лет человек сходит с ума!.. Но ни с одной женщиной я не возбуждался так интригующе и взбудоражено как сейчас.

Вообще, я мог бы повернуться к двери спиной и довершить еще замысленное на улице так, чтоб никто не узрел моего тайного интима с собой. Но в том-то и дело, что на данный момент мне этого было уже недостаточно. Сладкий туман, что так туго клубился в мошонке, характерная тяжесть и токи в ней, наполняли тело и душу желанием сильнее обнажить ощущения, обострить их, сделать как можно более приятными. А что для этого требуется? Нужно нечто необыкновенное, подстегивающее новизной и свежестью ощущений. В плане интима с мужчиной реального опыта у меня не было никакого. Откуда ему взяться (сам виноват потому что, – при моем-то ранее категоричном отношении!)? Но сейчас, пожалуй, стоило б остановить свое внимание на этом. Стоило б просто попробовать разок, заодно и узнать хотя бы то немногое, что когда-то так убедительно пытался донести до меня мой бывший сотрудник. Малоопытный, доверчивый сотрудник, пылающий искренней любовью. Он так старался просветить меня в этом, так мечтал сблизиться, что кто-нибудь другой на моем месте, наверное б, точно не устоял! Однако я не сдался, не позволил получить ему то, чего он жаждал. Сейчас же готов согрешить чуть ли не с первым встречным, но только не с тем парнем, что когда-то сходил по мне с ума. Парадокс психики! Да, оно всегда так: то, что идет само в руки, совершенно не ценится, но чужое, что и не стремится быть твоим, привлекает ореолом некой недоступности, таинственности, интригует, зовет… Да, зовет… Однако сейчас мне не хочется да и некогда размышлять на подобные темы, сейчас волнует желание поскорее разрешиться сладко, но сделать это как можно приятнее, неожиданней для психики своей. Этот парень в метро словно разбудил во мне годами, десятилетиями спящего зверя наслаждений. Энергия молодости, похоже, всколыхнула и во мне – пожилом человеке, с кучей ненужных комплексов, что-то ранее неизведанное, запретное, но очень важное для души. Душа проснулась, будто отряхнулась от спячки вековой.

Мне почему-то захотелось, чтобы тот мужчина напротив подошел и дотронулся до ожидающего ласк пениса моего, пениса желающего, нуждающегося в чем-то. Но захочет ли незнакомец сделать это, да и как ему дать понять, что я готов на психологический эксперимент, практически на неслыханный подвиг с моей стороны? К тому же страшно и по другой причине – люди вокруг, а люди бывают самые разные. Рискуем мы оба, сильно рискуем! Можно так залететь морально, что стыда потом не оберешься!.. Однако требование разбуженной плоти все же кружило горячую голову и подвигало на сладкое безумство. Тогда я сам взялся пальцами за орган свой и, не глядя вниз, приоткрыл скользкую от обилия смазки головку – как она хочет, о, если б кто знал!.. Посмотрел на мужчину: тот видимо ожидал нечто подобное, чуть заметно мне кивнул и настороженно оглянулся вокруг. Видимо, не заметив никакой опасности, наконец-то направился в мою сторону.

Быстро он зашел в мою кабинку, почти заскочил, и плотно прикрыл, на внутреннюю задвижку защелкнул за собою дверь. Я остолбенел. Мы оказались совсем близко друг к другу. Незнакомец прерывисто, взволнованно дышал. А я думал, – он опытный! Но, похоже, он волновался не меньше меня. Я смотрел на него и не верил, что это действительно происходит со мной. Что я делаю?!. Еще не поздно прекратить эту нелепость. Глупость какая-то, бред, сон наяву!.. Мужчина в моей кабинке, – для какой цели? Ну, неужели ж непонятно – для какой? А вот – непонятно! Я совершенно не представлял, что в таких случаях должно происходить дальше, что же мне делать теперь? «Со стыда провалиться!..» Чего-то хочется, а чего – не знаю сам. Предоставить инициативу ему? А что – у меня есть другой выход? Колотила мелкая дрожь, волна смущения никак не откатывала от пылающего лица и груди, сердце стучало так громко и часто, а руки так неуемно дрожали, что я робел еще больше и почти уже не соображал ничего. В горле пересохло и горело. В этой ситуации я чувствовал себя, будто нашкодивший первоклашка перед влиятельным учителем. В моем-то возрасте!

– Ты как любишь? – склонился к моему уху незнакомец. Что значит: «как любишь?» – я еще ни на что не давал согласия! И этот переход сразу на «ты»... Мне это, тем более, никак не могло понравиться – я все-таки значительно старше его. Но, все же, сдержавшись, глухо ответил ему:

– Я ничего не знаю, не умею в этом деле.

– В первый раз? – участливо и с интересом прошептал он, тихонько, аккуратно взяв в пальцы (я вздрогнул) мой неуверенно плачущий смазкою орган. Я напрягся невольно, затаил дыхание, побаиваясь за свое достоинство и одновременно желая чего-то, – чего еще не знал сам.

Но ласковые пальцы незнакомца трогательно обволокли мою скользкую головку, и опасения сразу отлегли, отошли. Член мой доверился ласке, восхищенный новизной ощущений, начал стремительно и радостно наполняться. Я чуть прикрыл глаза, ресницы подрагивали, и тут почувствовал, как незнакомец поцеловал меня в щеку. Я категорически отвернулся, не желая никаких поцелуев: мужик целует мужика – абсурд какой-то! Этого я никак не приемлю и принимать не буду никогда! Однако то, что мужик берет у мужика за самое интимное место да еще в туалете, это почему-то сейчас не коробило меня, а напротив, было очень желанно и безумно приятно. Я даже немного выпятил орган свой вперед, томительно ожидая новых ласк и всовывая его в теплую ладонь незнакомца. Мужчина охотно, чуть сильнее сжал в ладони мой пенис, и я невольно чуть слышно застонал, всунув ему в руку еще и еще; я уже не мог остановиться! Но он, видимо понял мое критическое положение и ослабил, потом совсем убрал руку. Он взял в свои ладони, точнее обхватил мой оголенный живот и с интересом встряхнул его, отчего тот заколыхался так упруго и соблазнительно, что понравилось даже мне. Но, не остановившись на этом, он пропустил теплые и мягкие ладони под рубашку дальше и скользнул до моих грудей. Обхватив пальцами соски, чуть сжал их, слегка потянул на себя, и я чуть не взвыл от удовольствия, никогда не ведомого ранее. Что он делает, откуда он знает все эти тонкости, эти нюансы мужского сладострастия? Да не все ли равно сейчас? Мне хотелось разрешиться как можно скорее, – пусть в него, пусть в руку или в сторону, но мой импровизированный партнер не спешил с этим. Видимо, он хотел дать мне еще что-то новое. Но в мошонке моей назрела уже настоящая революция, и если я сейчас не кончу, то могу кончиться сам! «Вот, если б он взял у меня сейчас… в рот… я б хотел попробовать, мне было б интересно, что почувствую…» И он будто услышал мою мольбу! Присев, так, что в тесноте пришлось упереться задом в закрытую на задвижку дверь, он без церемоний сразу и охотно вобрал в себя мой изнывающий от хотения стержень. Я стиснул зубы, но не от боли (боли не было, была только сплошная, аж приторная, сладость ощущений), я зашелся в каком-то экстазе, задрожал всем телом и одним качком засунул ему по самые гланды. Я почувствовал, как чудовищный напор моего окостеневшего от твердости члена уперся до отказа в мужскую гортань. И партнер поперхнулся, но напор все же выдержал. Тогда я обхватил его голову руками и сжал ее так страстно, как только мог, будто боялся, что он куда-то сбежит в самый ответственный момент. Надрывно переведя дыхание, мужчина кое-как отвел свою голову назад и соснул мне в ответ головку томно и ласково. Видимо, он не хотел быстрого секса, видимо, он был настроен доставить мне более тонкие, затяжные удовольствия. Но уже не в его было силах удержать то, что бурно назрело во мне. Ладони его возлегли на мои ягодицы, обняли их и желающе встряхнули. Он продолжал меня ласкать, и я зашелся в неге, окутываемый плотным облаком откровенных объятий ниже пояса, голова моя закружилась совсем: я был в его власти, мне некуда было деться. Низ тела моего слился с ним воедино, гудя высоковольтным трансформатором, набирающим ток. И теперь – конец мучениям!.. Силы сдерживания на этом оборвались, и я почувствовал… как сперма моя без спросу, горячая и кипуче-живая рванулась на волю – прямо в сладкий рот мужчине! Мужчине… – в рот!.. Я застонал так громко и надрывно, что казалось, слышали не только все посетители заведения, но и вся улица, весь белый свет! Но сейчас было не до этого. Зубы мои стучали в жарком ознобе, весь мир гудел набатом в голове. Неудержимые слезы застилали глаза, стон поверженного зверя жалобно сходил на нет, но я снова и снова всовывал в человека свой рыдающий орган и не мог остановиться, а человек уже с готовностью заглатывал всю сперму опять и опять, до последней капли, и от этого еще хотелось втолкнуть больше, сильнее. Но становилось уже нечем. «Что ж ты делаешь, мужик?! Ведь ты же взял у меня в рот! Ведь я ж тебя вые…!» Я стоял как пьяный, осознавая с трудом, что впервые в жизни реально поимел мужчину.

Но хмель потрясения быстро уходил. Вскоре я начал успокаиваться, не сразу, правда, с трудом приходя в себя. Член мой потихоньку опадал во рту незнакомца и, закрыв глаза, я таял в прощальном ощущении. Зубы мои стучали беспрерывно, и сам я дрожал. Впервые я был с мужчиной, в самом близком, в самом откровенном контакте. Это – экстаз, это – нега и… и… Это какое-то наваждение – нелепое и безумно приятное одновременно! «Ведь, это ж грех на самом деле, разврат полный! Что мы вытворяем оба?!» Незнакомец медленно выпускал орган изо рта, словно смакуя его, и на прощание признательно поцеловал самый кончик пламенной головки. Я вздрогнул, стиснув зубы от сладости невообразимой. Он распрямился передо мной, на лице его, распаренном, как после бани, лучилась добрая улыбка. Кивнув мне, он понимающе приопустил глаза:

– Все будет хорошо. Ты держался молодцом. Ну… будь здоров. Успехов тебе!

«Успехов!.. – подумал я и поморщился. – Твоими бы устами…» Но незнакомец, видимо, прекрасно понимал мое состояние, к тому же не был навязчив. Возможно, ему и самому тоже хотелось разрешиться в меня или в мою ладонь, но он оказался на высоте деликатности (все-таки существуют, видимо, какие-то правила и здесь!). Порывисто, горячо пожав мне руку выше запястья, он развернулся и, тихонько отодвинув задвижку, приоткрыл дверь. Осторожно выглянув, он быстро вышел и закрыл за собой дверь, напоследок еще раз ободряюще улыбнувшись и кивнув мне.

Но радости незнакомца я не разделил. Мне было стыдно, просто срамно за себя, за проявленную слабость, за порок, которым на всю жизнь замарался теперь. Испачкался – не отмоешься! Но что сделано, то сделано... Я грустно глубоко вздохнул. Быстро, почти судорожно начал надевать на себя брюки, вжав живот, проверил вид головки – нормальная, чистая и даже красивая в нежной привлекательности своей, совсем не погрызенная: без красных воспаленностей, как бывает после оральных ласк с неумехой-женщиной. Аккуратно упрятав еще горячий член в трусы, я с облегчением вздохнул: «Ну, вот и всё – конец эксперименту. Больше никогда на такое не пойду. Ни-ког-да!..». Спешно я привел свой облик в порядок и еще раз, густо переведя дух, вышел из кабинки. Незнакомца в фойе уже не было. А мне и не хотелось совсем встретиться с ним ненароком. Эйфория сумасшествия прошла, закончилась полностью. Из безумного мира я снова вернулся в реальность. Когда вышел на улицу, спонтанного партнера не было видно и там. Куда он делся? Не мог же он испариться! Хотя, какая теперь разница… Впрочем, вон он: я увидел, как фигура незнакомца проплыла среди прохожих и исчезла в подземном переходе. «Вот и состоялся твой первый и последний в жизни опыт «мужского секса», – мысленно сказал я себе. – Поздравляю! Вот уж – не думал, не гадал – позор, да и только! Ну, и что ты из этого вынес? Да ничего особенного. Так – перепихнулся по-быстрому, и всё. Примерно то же самое, что и с бабой, разницы почти никакой. «Хотя, нет, – не скажи!.. Ведь на каком-то этапе тебе это даже понравилось?! Что могло понравиться? Удивительно!.. Теперь не понимаю, что овладело мной, – продолжал я мысленно разговаривать с собой. – Обыкновенный «трах», к тому же в спешке и в неподходящих для этого, просто жутких условиях. Антисанитария, экстрим, головокружительное падение вниз!.. Теперь я и мужиком-то себя назвать не смогу. А риск… Ведь, риск-то какой! Рисковали мы оба немало. Если б кто увидел: не дай то бог!.. А если б кто из знакомых увидел?.. – ужас, сраму не оберешься!..» Удовлетворяло лишь то, что мошонка моя снова была абсолютно свободна и не болела от переполнения, а в чреслах я ощущал приятную тихую вибрацию спокойной неги и полной удовлетворенности. Но, все-таки… как хорошо, как приятно – будто после бани, после хорошей парилки, будто заново народился на свет… Безумный порок и душевные радости идут тут рука об руку и им хорошо друг с другом. «А однако умеет мужик брать в себя. Специалист!.. Ни одна женщина мне так нежно и трогательно не ласкала там, именно там... Им – бабам, видать, недоступно то понимание мужских наслаждений, что доступно, дано самой природой нам – «грубым», «неотесанным» мужикам. Если б мне, например, понадобилось когда-нибудь доставить удовольствие мужчине, теперь я смог бы неплохо сориентироваться и наверняка утешить его. Во всяком случае, так мне кажется сейчас. Но только мне это напрочь не нужно, а значит, и не потребуется никогда. Всё, – на этом ставлю крест – жирный крест, железобетонный! Попробовал, и довольно: совращать себя больше никому не позволю. И сам постараюсь никого не соблазнять ни животом своим, ни задницей – ничем». И, еще раз густо выдохнув, я уверенным, твердым шагом поспешил на работу, где меня уже, безусловно, заждались.

 

Однако отделаться от наплыва новых переживаний оказалось не так то просто. Посреди рабочего дня, в транспорте, дома я невольно, нет-нет, да вспоминал дивность ощущений, которые совсем еще недавно испытал на себе. О, как понимал я теперь людей, которые подпустили к себе искушение запретной близости, а потом не смогли устоять от повторения ее!.. «Да, чувства, будоражащие воображение, имеют могучую власть над душой, и тем они опасны. Но у меня нет, просто не может быть подсознательного тяготения ни к чему подобному. Запретный плод, конечно сладок, но надеюсь, это не тот сорт плода, который соответствовал бы моему устоявшемуся вкусу. Ведь я всегда был противник «этого», то есть, педерастических отношений. Мужик должен оставаться мужиком, и всё, и точка! Иначе это не мужик вовсе, а так – размазня. Позволять себя «трахать» – последнее дело, это не для меня. И не опущусь я до этого никогда! Потому, пройдет еще денек-другой, я успокоюсь и выброшу глупые мысли из головы. Так и будет!» – решил я твердо.

Но мир астральный, в который мы окунаемся каждую ночь, погружаясь в свои сновидения, готовил мне новые сюрпризы, испытания, соблазны необыкновенные. Однако я – мужик, и зачем мне это?! Да разве кто-то спрашивал меня там – за гранью реальности? Кого-то «там» я, видать, здорово заинтересовал; иначе как можно объяснить следующий сон, что впоследствии, много раз вспоминаясь, прочно врезался в память, заставляя уже окончательно переосмыслить мое отношение к табу на мужской секс?

 

Я осознавал себя абсолютно голым в неком приятно-теплом пространстве, где было умиротворенно и комфортно. Стоял ли я на четвереньках или просто наклонился вперед, а может, даже висел в воздухе, в теплых облаках, не знаю: там на такие мелочи сознание не обращает внимание. Сознание, во сне, похоже, вообще спит или дремлет, лишь сквозь дрёму лениво посматривая иногда на яркие меняющиеся картинки чудного мира. Бодрствует лишь одна, вечно молодая душа, доверчиво и с интересом принимая в себя и усваивая поток все новой и новой информации.

Я не видел, но четко осознал мужчину сзади себя. Я понимал, что этот мужчина мне – очень близкий друг, что он может дать только самое-самое хорошее, что ему стόит доверять больше, чем даже самому себе. Он знает что делает, он знает, что это мне только на пользу, что это важно для меня сейчас, и я полностью отдаюсь в его теплые руки, которые приобняли меня сзади за мой могучий живот. Тихонько на ушко он спросил: «Хочешь?» Я ответил: «Не знаю. Наверное, хочу». А чего хочу, – спросить не решился. Он улыбнулся понимающе и ласково погладил мою спину так, что мурашки желания пробежали по позвоночнику, по всей широкой спине, отдались сладким эхом в промежности. Мне почему-то захотелось прижаться к таинственному другу спиной и слиться с ним воедино, чтобы продлить странное пробуждающееся блаженство. Мужчина тоже обнажен – это ясно, и он прикоснулся легонько своим пахом туда, куда я никому и никогда бы не позволил ранее. Но сейчас я был спокоен, уравновешен и даже заинтересован: что же будет теперь? А дальше последовало то, что я примерно и мог ожидать. Мягкий пенис друга постепенно пробуждался от прикосновения с интимной наготой моего тела, он направлялся его рукой мне прямо в лучащуюся негой глубину, тычась в нее доверительно и мягко. Словно теплый скользкий пельмешек концом катался он промеж моих ягодиц, и это было так забавно и немного приятно-щекотно. Я снисходительно улыбнулся, ощущая деликатную робость трогательного органа. Было удивительно и отрадно осознавать, как чья-то плоть доверчиво и мягко ласкается ко мне, не решаясь войти. Нежно тыкается вовнутрь, да не хватает, видимо, сил. Но вот она постепенно крепнет, увеличивается, наливается упругостью и жаром. Вот оно… вот… Мне только это и надо, мне хочется познать, наконец, что же бывает в таких случаях дальше, ощутить то, что не ощущалось ранее никогда. Но почему же мне этого хочется?..

Я улыбнулся расслабленно, и приготовился, чувствуя, наконец, медленное, деликатное проникновение: упругая плоть трогательным жаром уже вплывала в меня, наполняя мое нутро, она уже во мне… «Вот это да-а!.. Меня впервые наполнил мужчина! Но как же так, почему?..» И больно не было совсем, напротив: стало даже странно-приятно. И как описать ту благость, что вскоре заструилась в недрах моих? Давление органа усиливалось, плавно, но все ощутимей распирая меня. Давление стало моей частью – упругой и интригующей. Я, бывало, думал раньше: как же плоть мужская распирает человека изнутри, что испытывает при этом человек?.. А теперь ощущаю это реально сам – терпко-сладкие позывы члена, завораживающий напор… Кровь друга заветного могучими толчками пульсировала в его органе, входя в резонанс с пульсацией моего сердца – я это чувствовал хорошо. Вот оно – то, что за семью печатями скрывается от большинства людей! Значит – не просто слова, значит, действительно есть тут привлекательная тайна. Но почему я этого не знал? Тайна открывается, я весь в ней, нет, – это она во мне. «Мужской секс», самый настоящий, во всей своей бесстыдно-притягательной полноте! И я распирался, впитывая в себя доброту плоти, я растворялся и растворял ее в себе, я обнимал, сжимал ее своим нутром, я колыхался в волнах теплой энергии, наплывающей, проникающей оттуда по всему телу. От отрадного пульсирующего давления и ласки внутри сердце трепетало, заходясь в восторге. Там, в себе самом, я ощущал наконец невообразимое – сладкие вибрации, которые доверительно отдавались, перекатывались и в яичках тоже. Но так же нельзя, это невозможно вынести! Вибрации, смачно тянущие там, и в мошонке, были совсем рядом, они перекликались и интригующе-упруго плавали друг по другу очень плотно и томно, доставляя друг другу взаимное удовольствие. Там разгорался праздник доверительных взаимных ласк горячих объемов и объятий во мне и токов в моих яичках. Спина гудела и дрожала, отзываясь в ответ, знобилась мурашками надрывной неги, спина откликалась мошонке, промежности, полнящейся частице неведомого друга внутри; соски, вся грудь будто потягивались, «гудели» желанием. Всё это создавало волшебную гармонию неведомых ранее, удивительных ласк. Настоящая гармония, поющий оргáн, оргазм – какие сходные слова! Я простонал, я вскрикнул, не выдерживая, – мне было восхитительно хорошо. Здесь не подобрать слов. Лучшего ничего я не испытывал в жизни! Пусть весь мир перевернется под тяжестью предрассудков, теперь-то я знаю, что такое – благость во плоти!.. Я стонал уже все время и не хотел более ничего, кроме продолжения, продолжения, продолжения… Безумие! Я тебе рад. Только не отпускай, не отпускай меня!..

Друг на время подарил свою плоть, войдя в меня, он точно знал, чего не хватало мне в жизни интимной! Сознание мое, грубое и деспотичное ранее, уснуло теперь совсем, беспробудным сном, а душа пела и ликовала от подарка давно желанного и очень дорогого… я заходился в небывалом, затяжном предоргазме, вмещая в себя доброго друга, сам надрывно-ласково распираемый им, я хотел наполниться им еще больше. Я хотел, хотел, хотел!.. И, колыхаясь расслабленным телом, иногда благодарно подмахивая другу всё с бóльшим желанием, с упоением уже безумно растущей страсти…

 

Утром же – снова путь на работу. Ох уж эта работа! Куда от нее деваться? И все из-за проклятой нужды...

Погруженный в воспоминания о минувшем сне, сексе, я покачивался задумчиво среди пассажиров. Хорошо, что никто не может прочитать мои мысли, иначе люди вокруг, наверное б, ужаснулись и отшатнулись от меня. Ну, и ладно, ну и пусть: ведь это ж сон, всего-то лишь… Но как захватил он все мое существо!.. Ведь я противник однополых безумств плоти. Ну, ладно, во сне наверное, можно, еще куда ни шло: ведь никто не узнает.

Толчея и прессинг в длинном двойном автобусе усиливались до апогея. Объемный живот всегда мешал мне в давильне такой, не позволяя нормально дышать, и надо было предоставить ему хоть немного свободы. Я заметил, что от дугообразного поручня на «гармошке» отделяется женщина и с трудом протискивается к выходу. Я не преминул скорее занять ее место, смекнув, что здесь моему животу будет вольготнее. С облегчением встал лицом к запыленной резиновой «гармошке», что неизменно поскрипывала и покачивалась на ухабах дороги. Облокотившись о поручень, я расслабленно приопустил голову, тихо погружаясь в дорожную дрёму. Ехать было еще далеко, потому я мог спокойно вздремнуть, не заботясь, что просплю свою остановку. Да, так люди учатся спать стоя. А что делать?.. Пассажиры вокруг толкались, мяли друг друга боками, сумками, плечами, страшная теснота волнами покачивала, толкала сзади и меня, но живот и грудь мои были теперь защищены и свободны, теперь я мог хотя бы дышать без труда. Получая наслаждения в безумном сне, я, похоже, не выспался совсем, и теперь меня неодолимо убаюкивало. Сквозь колышущийся дорожный покой подумалось: «Как хорошо было во сне. Неслыханное блаженство… Вот если б в реальной жизни нашелся добрый человек, который подарил бы хоть что-нибудь подобное! Было б интересно представить себя в этой роли. Ведь сколько людей в автобусе! Может, где-то рядом да едет так же вот парень или зрелый муж определенной наклонности, который и не подозревает даже, что он, именно он и смог бы дать мне кое-что, он был бы мне сейчас приятен…» Я погружался в дремоту все глубже и глубже, и видения, мáрившие перед глазами не запоминались, проплывая, протискиваясь вокруг меня, как и эти пассажиры в автобусе полном. Все перемешалось – видения, люди, пассажиры и призраки тонкого астрального мира… Но мне было спокойно и хорошо на сердце. Перенесенный ночной оргазм прорвался во мне каким-то новым удовлетворением, и теперь я колыхался отголосками неги и тихой мягкой вибрации в промежности и заднем проходе. Раньше мне не были знакомы эти ощущения. Там, во мне, все еще струилась энергия благости, добрыми лучами расплываясь по телу. «Как же, все-таки, хорошо, что я испытал такое, как мне повезло!» – стонала душа. Кто же – тот неведомый друг, что подарил чудесную близость, как и мне отблагодарить его? Силуэты людей, тени, добрые лица, гул автобуса, голоса пассажиров. Меня чуть давят сзади, то и дело немного толкают, опять давят, ну, и что с того? Мне хорошо и спокойно, по-прежнему отрадно на душе и в теле. Теперь-то я понимал сколь многого не испытывал раньше. Люди и понятия не имеют, чего лишают себя сами, что теряют, ни разу не испытав ничего подобного тому, что познал ночью я. Закомплексованные несчастные люди всю жизнь проживают вне ведения, боясь чьих-то мнений, предрассудков, не решаясь хоть на минутку-другую остаться просто собой… А я что же? Со мной-то что произошло? Не таким ли и я был еще вчера? Да, еще и каким «не таким»!..

Люди, тени, гул автобуса. Я с улыбкой представил, как если б меня прямо здесь, в толчее людской кто-то сильно захотел, что бы сделал он, как бы поступил?.. Фантазия моя расплывалась спокойно, доставляя удовольствие от осознания полного могущества в мире грёз, от того, что здесь всё можно, что это лишь фантазии, из которых я могу выйти в любое время, и за мысленное хулиганство в мире том мне ничего не будет. Допустим, тихо протискивается сзади парень и незаметно для всех пристраивается ко мне. А вот, интересно, действительно. Это было бы просто забавно – приключения продолжаются!.. Опираясь на поручень локтями, чуть улыбаясь, я с готовностью чуть отпятил свой зад, представляя, как парень тихонько, осторожно сквозь свои и мои брюки трется, перекатывается пробуждающимся органом-пельмешком прямо по моим ягодицам. Я представлял, как он тихо, постепенно, чтобы не спугнуть меня, уменьшает амплитуду боковых покачиваний, все откровенней упираясь нагревающимся и крепнущим органом прямо мне в глубину. И он не знает, что я этому сейчас даже рад, что это приятно и мне тоже, потому он предельно осторожен, боясь меня спугнуть.

 

Я же делаю вид, что дремлю и ничего не замечаю, позволяя ему тихонечко, деликатно подступаться ко мне. Как интересно все-таки это! И как хорошо получается у него. Сквозь ткань брюк я отчетливо чувствую медленный, но сильный напор его молодой и горячей похоти. «Славно, мой дорогой, славно, давай, продолжай, продолжай…» Горячие, робко подрагивающие ладони парня протискиваются сзади, скользя по объемным округлостям моих боков; я улыбнулся непонимающе: «Что люди находят в моей полноте? Всего лишь живот, но как парень ласково, со скрытым вожделением гладит его! «Гладиатор», да и только!..» Чуть ощутимо неизвестный приобнимает меня за крутизну живота, нервно-ласково скользит по нему ладонями и одновременно вминается членом то в мою отпяченную промежность, доставая и скользя аж по нижней стороне яичек, то упирается в анус, который готов поддаться давлению и принять уже в себя. Потрясающе: как четко и ясно работает фантазия – я меняюсь буквально на глазах! Что еще напридумывать мне?.. Но постепенно я все больше погружаюсь в сонливость, убаюкиваемый качкой в автобусе и слабо чувствуя сквозь дрёму продолжение мною выпущенных на волю грёз.

Парень странным образом протыкает сильным членом брюки мои и входит в меня прямо в автобусе! Сердце мое заколотилось в напряженном ожидании. Парень освоился быстрее, чем я мог предполагать, пристроился внутри меня и уже смачно качнул чуть-чуть. Я охнул глухо, сотряснувшись внутренней вибрацией теперь знакомых мне сладких токов. До чего ж токи хороши, как приятны они! Еще, давай, мой друг, еще!.. Понимая, что все равно я сплю, незнакомец уже откровенней начинал покачивать чреслами своими, входя, чуть выплывая назад и снова входя в меня. Я отчетливо чувствую в себе его горящий желанием орган (удивительное томление внутри, неописуемое!), ощущаю его жадные до ласк руки, что откровенно, теряя осторожность, начинают уже тискать мой живот, обхватывают груди, вожделенно колыша и лаская их. «Ну, вот это ты зря – я ж не женщина!..» Но нет сил препятствовать, я заворожен и жду… Руки смельчака опускаются до прорехи моих брюк и осторожно расстегивают молнию. Как четко я все чувствую! Удивительно. Левая ладонь пролазит под резинку трусов и бережно вытаскивает мой насторожившийся орган, а правая, горячая и страстная, тут же обнимает мой член собою, заголяя истекающую смазкой заветную головку. Я задрожал всем телом – пенис мой знойный открыт в прохладе автобуса; если кто увидит!.. Пусть, пусть возьмет еще, ведь это лишь сон, здесь я хозяин и волшебник и могу делать всё что хочу! Обласканный член мой, будоражаще освобожденный, наполнялся стремительно и с восхищением. Парень трогательно вздрачивает его (я застонал) и тут же то и дело доставляет удовольствие нам обоим – себе и мне, тихо поддавая в мой интимный проход. Я напрягся, глубоко вдохнул, задержав дыхание: «Фантастика! Нет, так не бывает!..» Меня встряхнула тугая волна изнутри. Надрывно, выдыхая, я простонал сквозь нервную дрожь. Чуть не заскулив обреченно, я наполнялся и наполнялся вибрациями и напором желанных токов и объемов внутри себя. «Эти запретные ощущения снова во мне, но как… как прекрасны они!..» А в голове уже все кружилось. И как мощно и все напористей, теряя контроль над собой, парень входит и входит в меня, сотрясая уже все мое грузное тело, все мое существо вибрациями откровенной похоти, уже неуправляемых чувств и силы желаний порочных! «Он перевернет так весь автобус вместе со мной!» – еще пытался что-то я соображать, и зубы мои стучали. Но как он ласково и скользко вздрачивает мой твердеющий до предела член! «Какой у меня сильный, могучий стержень сейчас!..» Голова моя почтенная дернулась безвольно, – это уже было выше любых сил! Пусть кто-то думает чего угодно, меня это не волнует сейчас, – это их дело. Мне хорошо, и «пускай весь мир подождет!» Парень все поддавал и поддавал в меня, и уже разошелся так мощно и откровенно, что я невольно проснулся, с трудом разлепляя веки и еще непонимающим взором пялясь на резиновую «гармошку», что поскрипывала и покачивалась перед глазами. В ее поскрипывании и покачивании было тоже нечто сексуальное и загадочное. «Гармошка» словно вторила мне, также постанывая от удовольствия, когда автобус на ухабах поддавал в нее все новую и новую волну своей машинной страсти! А пассажиры дружно подхватывали волну и также постанывали от еле сдерживаемых чувств… Получается: весь автобус был со мной заодно, все и даже с большим удовольствием «имели» друг друга и сам автобус «имели» тоже, хотя и не ведали об этом. Я отрезвляюще встряхнул головой: «Бр-р-р!... Примерещится ж такое!..»

Первое, что увидел, окончательно очнувшись от сна: мужчина лет пятидесяти, стоял слева от меня, опираясь спиной о выгнутый поручень «гармошки». Он стоял ко мне боком, почти вплотную, и с тайным интересом посматривал в мою сторону, – и именно вниз. Лицо его было красным не то от смущения, не то возмущения. Он то и дело продолжал подглядывать за мной, явно чем-то потрясенный и обескураженный. Я уже совсем пришел в себя и с опаской, осторожно, сколько мог, подобрал выпуклость живота, посмотрев себе вниз. О, ужас! Да что же это такое-то?!. И только теперь, увидев воочию, почувствовал, осознал, что брюки мои, полностью расстегнутые, вместе с трусами приспущены, обнажая все мое действительно восставшее естество, сияющее налитой головкой в клейкой смазке. Но и это еще не всё! Сзади и внутри себя я ощутил теперь реальное давление чужой парализующей плоти, что ласково и уверенно распирала мои внутренности в неге порочной. Чьи-то мужские руки, протянувшись сзади, действительно приобнимали меня похотливо, проникали под мою задравшуюся рубашку, гладили, ласкали мое упруго вздрагивающее тело! Что ж он делает, кто это, что это?!. Одна рука неизвестного скользнула вниз, начиная то и дело вздрачивать мой «гудящий» стержень, а другая уже поглаживает наполненную хотением стянутую его пальцами мою мошонку. Мою! Бесстыдно, нагло!.. Я расширил глаза: я не верил в то, что вижу в реальности! Одно дело – фантазии, другое… Да как он посмел?! Как это возможно вообще?! Как мог кто-то, без моего разрешения, подспудно подкрасться, незаметно раздеть меня и откровенно, до предела полностью «иметь» мое тело, да еще и вздрачивать мой член без моего на то ведения?! И где – в автобусе, забитым народом! Как я мог проспать такое? Вот что значит бессонные ночи перед дорогой на работу!..

Но вопросы отступили вдруг, страхи отлегли – я почувствовал, как волна похоти огненной так вдруг расперла внутри, что зашлось дыхание, а в обласканных яичках порывы волн уже откровенно рвались наружу. Я стиснул зубы, не зная, что делать. У меня не было даже сил обернуться, я весь ушел в предоргазменную плазму, схватившую и разрывающую снизу все существо. Кругом люди, позор-то какой!.. Но было уже поздно – не до позора, не до стыда – лавина сладких волн неудержимыми позывами с силой встряхнула меня изнутри и вдруг рванулась вовне бело-голубым шлейфом накопившегося семени. Стискивая зубы, чтоб не закричать сквозь глухой стон, вцепившись руками в поручень и выкатив глаза в оцепенении, я кончал неистово, порывами, одновременно переполняясь стыдом за чужую бесстыдную дерзость. Семя жемчужными струйками прыснуло так далеко, так сильно, что оросило аж пыльную резину «гармошки» автобуса. А неизвестный сзади реально натягивал меня безо всякого уже стыда и осторожности, все еще входя и входя упоительно и быстро в недра мои, что могуче вибрировали страстью подло-взаимной и неуправляемой. Нас сотрясало обоих единой волной похоти запретной, и соседний мужчина потрясенно взирая на сладкие муки наши, схватился за сердце и простонал. Кто же это так смело, безрассудно оголил меня в толчее людской, кто так дерзко поимел меня, не спрашивая на то разрешения? Мужчина рядом стоял красный от стыда за нас и все еще держался за сердце, даже белки на глазах его покраснели с краев и слезы явно обволакивали взор. Видать, для него такое зрелище тайное оказалось слишком кощунственным и, потрясенный, он лишь приоткрывал рот, готовый как рыба глотать воздух. Я быстро, сколько мог, оглянулся, но насильника своего разглядеть не сумел: он стоял слишком плотно ко мне и находился в мертвой зоне моего видения. Прижатые толпой, я, соглядатай мужчина и тот неведомый усладитель оставались в тайном занятии нашем абсолютно незаметными для остальных пассажиров. «Ну, хоть это хорошо. Только бы никто больше не увидел!» Остатки спермы еще стекали с моего конца, а я уже судорожно схватился за пояс своих приспущенных брюк и спешно пытался натянуть их на себя. Но член, что торчал в моем проходе встал неодолимым препятствием, да и руки незнакомца, плюс мой собственный еще внушительный орган также не давали брюкам вернуться на место. «Что делать, куда деваться? Не дай бог, со стороны могут все же увидеть!» Семя мое плыло по резине «гармошки» и я не верил в то, что вижу: ведь это я, ведь это меня!.. Я вздохнул-простонал обреченно, чувствуя отступающее давление в облегченных яичках. «Какое безумие! Что творится со мной?!» Я поворачивал голову, пытаясь разглядеть-таки своего насильника, но все напрасно. Лишь руки его умелые и чуткие встряхнули прощально мой опадающий величественно, горящий негою член, начиная все же спереди тихонечко натягивать на меня трусы. И тут почувствовал, как он молча зашелся вдруг нервными, могучими вздрогами – во мне!.. властно, жадно обхватил за живот, вмялся в меня со всем неистовством мужских нерастраченных сил. Я замер потрясенно, заражаясь, невольно пропитываясь энергии буйством. Сзади стон безумца, – он кончал и кончал в меня (я это чувствовал остро, завороженный страстью чужой). И ничего поделать нельзя, нет сил разжать тиски порока! Мужчина, стоящий рядом всё это видел, и глаза его уже закатывались от потери чувств. Он покачнулся, заваливаясь на меня сбоку. Да я и сам готовый завалиться, был вынужден локтем поддерживать его. Пытаясь отклонить степенного пассажира, поморщившись, опустил я свою руку и тылом ладони нечаянно скользнул к его ширинке, ощутив выступ восставшего органа, пылающего хотением за оковами брюк. Лицо мужчины оказалось совсем рядом с моим лицом, и смущенные взгляды наши невольно встретились. Его уплывающий взор был красноречивее слов. Потрясенно возвращаясь, он покачал головой и категорично отвернулся, но вдруг покосился мне снова вниз, и ладонь его горячая, потянувшись сама, независимо наверное от его воли, стала помогать мне и моему насильнику натягивать вверх мои трусы в желании поскорее спрятать от посторонних глаз вздохнувший с облегчением мой слабнущий член. Мужская солидарность проявлялась и в этом! Натягивая ткань белья, он с интересом, видно, ненароком, прикоснулся ладонью к органу моему и со вздохом, заворожено обхватил скользкую головку пальцами. «Зачем он это сделал? Да что же это такое?!.» А он, видимо, и не мог уже совладать с собой, не мог остановиться. Он заразился плазмой порочных чувств! Я приподнял брови. Насмотревшись на откровенное зрелище, похоже и ему захотелось познать, что же это такое и насколько для него возможность приятна? «Что происходит в автобусе этом? Групповуха какая-то, да и только!..» Наверняка, передо мной степенный семьянин. Случайно ставший свидетелем тайного секса, он тоже пропитался энергией похоти и, не давая себе отчета, вливается в наш безумный дуэт, создавая странное трио. Видимо, и на себе он желает испытать, взбудоражиться, сойти с ума. Но как же трусы мои, когда наконец я смогу их надеть на себя?.. Насильник неведомый, будто услышав мольбу мою, уже вынул свой быстро опадающий пенис и сразу стал надевать на меня мою спущенную одежду. Сзади он уже благополучно напялил трусы и брюки, руки потянулись, чтоб подтянуть одежду спереди и столкнулись с рукой моего потрясенного соседа. А сосед с интересом, все еще робко дрожащими пальцами поглаживал замерший в ожидании, истекающий смазкой и спермой орган мой, снова, неожиданно ощущающий ласку. Пальцы «семьянина» удивленно перекатывались по скользкости моей головки и никак не могли оторваться от пленительной упругости ее. Руки моих тайных соседей невольно встретились, и я отчетливо почувствовал, как ток энергии пробежал по ним, как они не то шарахнулись друг от друга, не то при этом неожиданно притянулись. Но мне это уже не могло быть интересным – я кончил, и энергия похоти быстро покидала недра и чресла мои. Однако ладонь моя почему-то скользнула к ширинке соседа и невольно уперлась в его характерно-горячую выпуклость, длинная величина которой была сильно прижата тканью брюк к бедру семьянина. Мужчина простонал, глаза его округлялись, но он вежливо, хоть и неуверенно, все же отвел мою руку и, заметно дрожа, отвернулся от меня. У него еще хватило здравого смысла, хватило силы прекратить безумие и пресечь необратимость для психики своей. Может быть, он еще и удержится перед опасным обрывом и не устремится в него сломя голову, так, как сделал это я? Ему виднее. Пусть лучше так. Никому не стóит поддаваться на провокации, соблазняться внезапной кратковременной доступностью сладости запретной. За эйфорией обязательно и довольно скоро наступит отрезвление. И что потом? Как потом-то жить?.. Кто не ступил на скользкий путь совращения, пусть лучше и не ступает на него никогда! Мужчина-«семьянин» снова покачал головой и нахмурился, с опаской и удивлением посмотрев мне напоследок в лицо. О, этот взгляд!.. Он не осуждал, нет: он был просто потрясен, подавлен, ошеломлен, и в нем было сострадание к моей гибнущей душе (я это понял). Превозмогая обуревавшие чувства и неуместные желания, он стал-таки проталкиваться к выходу. Я опустил грустно голову, понимая, в какую глубокую пропасть скатился теперь. Ведь есть же люди, которые могут устоять! А я не смог…

Я протиснулся и вышел на следующей остановке, так и не сумев увидеть, кто так умело, грамотно и сверхдерзко реально вые…. меня прямо среди народа. Именно – вые… самым настоящим образом! Другого, более подходящего слова здесь не найти.

Автобус, тихо урча, уехал дальше по маршруту. Редкие пассажиры, вышедшие следом за мной, разошлись. Я стоял на остановке один, все еще пытаясь прийти в себя. Коленки мои дрожали. Опустошенность и раскаяние, слабость в теле и стыд тихой дрожью вибрировали, содрогали меня изнутри. «Что же это происходит? Как вообще могло такое случиться? Ведь это уже не сон, это самая настоящая жизнь. Даже в бесстыдных фантазиях я не смог бы допустить такое, и вдруг… нá тебе! Но ведь я очень ярко мечтал об этом буквально за несколько минут до происшедшего! Получается, что мысли наши действительно материальны, и я, сам того не ведая, притянул к себе ситуацию в этот мир! Ужас!.. Чего только не сотворит мысль людская! Ужас и позор! Как я мог вообще опуститься до такого, как?!.» Краска стыда снова наплыла и без того в жарко-красное лицо. Мои поруганные чувства… «Что заказывал, то и получил. Ага, заказывал!..»  – спорил я гневно с самим собой. Только сейчас я начал совсем отчетливо осознавать, в какую пропасть скатился. И ведь всё это – Сны, – они всему виной! Но как избавиться от их тлетворного влияния и плена? Кто подскажет мне спасение, кто мне поможет устоять перед могуществом неизвестно откуда наплывающих снов? Ведь спать всё равно придется, человек без сна не сможет прожить и трех суток. Что же делать теперь, куда скрыться, как удержаться от окончательного падения? Предохраниться от насилия как? Я покачал головой и поспешил на работу. Зубы стучали зябко, а сердце колотилось не то возмущением, не то отголосками перенесенных наслаждений. Я понял, я отчетливо осознал: мне прежнему уже не быть никогда. Не спастись мне от этого – нет! Испытав однажды, теперь я не способен отказаться от того, что познал. Я попал в зависимость. Реально попал. Но как сладка зависимость эта, чудовищно сладка! Я попал… и не хочется выходить из этого плена. Пусть душа моя возмутится, воспротивится так же, как и разум, пусть стряхнет с себя чары безумного мужеложства. Но душа моя почему-то тихо спала, удовлетворенная в неге затухающих блаженств, которые, видимо, нравились ей. А разум, как ни странно, тоже теперь молчал. Он заткнулся, удивленный и растерянный. И я остался один на один со своей дилеммой – быть или не быть… таким, каким я только что был?..

 

Со временем я успокоился и конфузная проблема вроде бы отпустила меня. Я перестал ездить в обычном общественном транспорте, сознательно добирался до работы теперь только в маршрутках, где, полагал, уж никак и никто не сможет навязать мне опасные непотребности. Но, оставаясь наедине с думами тяжкими, нет-нет, да и задавался вопросом: «Что же вынес я из сновидений, какой опыт? Познал некоторые ощущения, которые, как ни странно, – сразу! – понравились мне. В реальной жизни я, конечно, не стану их искать, но и отказываться при случае поиметь запретное, теперь, пожалуй, тоже не склонен. В «этом» действительно многое есть; но у меня по-прежнему нормальная мужская ориентация и как-то нужно постараться о глупостях, о непотребностях греховных не думать больше вообще».

Однако прошли дни, миновали недели, и стал я замечать за собой ранее неведомые мне мысли, несвойственные устремления. Морально я по-прежнему не приветствовал однополый интим (уж так я воспитан, считаю, что воспитан совершенно правильно), но желание снова ощутить на себе чудесную энергию сильного мужского тела, пережить сладкую остроту взлома запретности, мощный наплыв в крови адреналина, все чаще посещали мое сознание. Они уже не давали полного покоя. И здесь дело не в анальном сексе, который я до сих пор не понимаю и не приветствую; дело совсем в другом… Всё дело в том, что теперь я стал обращать внимание на мужчин – особое внимание. Я до сих пор еще не совсем представлял, что мне нужно, что может быть интересно по-настоящему именно для меня, но мысли о повторении странных радостей тела подвигали и душу мою трансформироваться к первым признакам обновленной личности. В общем, я уже не был тем, кем являлся еще совсем недавно. Трансформация личности происходила незаметно, но быстро и – главное – неотвратимо. Мне бы испугаться, забить тревогу, попытаться что-нибудь предпринять, дабы остановить процесс, пресечь трансмутацию сознания, но в том-то и дело, что мне совершенно не хотелось возвращаться к себе – прошлому. Я – прошлый был себе теперь не интересен, а Я – нынешний стал нравиться все больше и больше. Как-то медленно, но неуклонно я словно опускался в теплую, почти горячую купель будоражащих удовольствий, которые сулила мне новая, удивительно притягательная жизнь. Сознание словно просветлело, и мир стал проявляться в ранее неведомых красках и тонах. Как же могут быть, однако, привлекательны мужчины (не все, конечно, – лишь некоторая их категория – стройные, красивые, с могучим потенциалом нерастраченных сил)! Я стал замечать обаяние и грацию спортивно сложенных тел, особую привлекательность мужской красоты и в лицах, и в руках, и даже в походке и манере говорить. Почему я раньше этого не замечал, что мешало мне увидеть очарование мужчин, безупречную гармонию их телесных форм? Словно серая пелена спала с моих глаз, и весь мир я теперь видел в ярких, солнечных тонах, и насмотреться на обновленный мир никак не мог, потому что он оказался действительно прекрасным и каждый день всё новым и новым! Разве мог я об этом подозревать раньше? Краскам и разнообразию нового мира не было предела, единственно, что было в нем неизменным – он никогда не был серым и скучным – мир предвкушения сплошного праздника и будоражащих чувств! У меня порой захватывало дух, когда я видел по-настоящему красивого парня, и сладко сосало под ложечкой от желания быть с ним знакомым, подружиться с ним.

А однажды я четко осознал (чего от себя-то таить!) – мне все-таки нужны не только любование внешней красотой, но и самая, что ни на есть, плотная близость с мужским началом… Да, именно так… Близость полная, без каких либо границ, до глубокого совокупления. Пусть это будет, как говорят, «в омут головой», но этот «омут» нужен мне – архинеобходим. Для кого-то пусть – непотребность и извращение, а для меня теперь отрада. И такое в себе открытие почему-то совсем уже не устрашило, даже не наполнило душу смятением. Напротив – душа моя вдруг словно встрепенулась, просыпаясь и радостно приветствуя наступление новой эры в жизни моей, эры праздничной, с ее приятными заботами, с грядущими радостями, со сладким предвкушением подарков от доброй и заботливой судьбы. 76 лет я не жил – я спал с открытыми глазами, существовал и не видел то, что давно следовало бы увидеть. Я осуждал «это», а осудить следовало бы меня. Почти вся жизнь прожита в плену глупых предрассудков. Сколько мне лет еще осталось? Смогу ли наверстать упущенное, получить ту дозу адреналина, которая сладко и терпко будоражит кровь и заставляет молодеть душу и тело? Я влюбился в эти ощущения, до слёз в душе хочу их повторить. Я просто должен ощутить на себе еще, хотя бы разок, перенесенные удовольствия, те, что совсем недавно подарила жизнь! Но как это сделать? А вот это уже вопрос из вопросов! И я стал думать…

Подумать же было над чем. Если недавно по загадочным причинам мужчины притягивались ко мне как магнитом, то теперь никакого внимания к себе со стороны я не замечал. Я поменял недавно сформированный распорядок, снова стал ездить в обычном общественном транспорте: в автобусах, в метро… но ни там, ни на улице – нигде на меня не обращали внимание. Никто не приближался ко мне с определенной целью. А я ждал, что случится желанное, кто-то да подойдет. Увы… ожидания мои оказались тщетны. Ни мужчины, ни парни, ни, даже женщины не выказывали ко мне абсолютно никакого интереса. Что же делать теперь? Самому проявить инициативу? Упаси Боже, – как можно такое подумать?! Нет, сам я никогда не пойду на это. В голове подобное просто не укладывается, чтобы я, и вдруг… Нет, нет, только не это! Лучше буду ждать и надеяться. Буду мечтать и хотеть… но сам – никогда!..

Промечтав так несколько месяцев, я с горечью понял, что, увы, не всё так радужно в этом новом мире. Понял, что никто меня в этом мире не ждет, во мне не нуждается, оказывается, не желает меня так, как я возомнил, да и попросту не замечает даже. Кому нужен пожилой человек без опыта, без мощной потенциальной силы?! Да, видимо, слишком уж стар я для такого внимания к себе. Размечтался один о любви, о ласках запретных!.. Смешно. Нелепо и смешно… Любят и желают большинство людей лишь молодых и красивых. А я… что ж я?.. Пора мне, видимо, махнуть на себя, на все вокруг рукой – мой поезд ушел и уже навсегда, назад не вернется, увы, увы… Лучше б не пробуждаться мне от затянувшегося сна однотонной, но «правильной» жизни, чем мучиться так, как мучаюсь сейчас! Мне плохо. Теперь я понимаю, как плохо мне и одиноко, и некому утешить мою уставшую душу.

Но почему же некому? Есть человек. Да, есть! Один-единственный человек, который когда-то доверил мне свои лучшие чувства, который… Как же мог я про него-то забыть?! Правда, он не в моем, даже нынешнем, даже изменившемся вкусе. За три десятка лет он не мог не постареть. Это тогда, в молодости, он был интересен, почти красив, но возраст не щадит никого и сейчас ему примерно 55 или 57. А интересно было б увидеть его, просто поговорить – по-дружески, без каких либо особых намеков, может быть излить душу, а может быть… Почему бы и нет?..

 

Я не сразу нашел Его. Он по-прежнему жил в одном со мной городе. Он действительно изменился. Правда, не в худшую, как я ожидал, а как ни странно – в лучшую сторону. Когда я увидел его, то даже оторопел – не может быть! Обычно старость калечит людей, делает их дряхлыми, тусклыми и скучными. С моим же давним знакомым-сотрудником (назову его N), похоже, все произошло до полной противоположности. Да, он несколько полысел и поседел, да, появились морщинки вокруг глаз. Но все это, как ни странно, шло ему, облагораживало облик, притягивало внимание. И это, пожалуй, были все признаки его старения. Зато он стал излучать душевный свет, сияние какой-то неземной чистоты, чего раньше я в нем не замечал. Глаза его светились счастьем, удовлетворенностью жизнью, от него веяло добрым покоем и благодатной уверенностью в себе. Душа его безмятежно чиста – такое впечатление создавалось, когда я смотрел на него. И я… я честно признался ему, рассказал о том, что произошло со мной за последние месяцы. Он внимательно выслушал, и в глазах его я видел неподдельное сочувствие. Только сочувствие, и больше ничего… Не заметил я в его глазах того, чего желал и ожидал больше всего – Любви, той любви, которая когда-то освещала все его существо, стоило ему меня лишь увидеть. Мы – двое мужчин, и нам не пристало ходить вокруг да около, тем более, когда теперь для меня многое стало понятным. Переведя дух, я со всей откровенностью поведал, что нуждаюсь в друге-любовнике, хотя бы на время, хотя бы на один разок. Я ожидал, как обрадуется он неожиданному подарку в жизни своей, шансу, появившемуся так внезапно, предложит свои неизменные чувства ко мне, как он устремится удовлетворить все мои новые желания и потребности (еще бы!..). Ну, а я для приличия поначалу не подпущу его близко, дам понять, что он по-прежнему меня не волнует, что я могу лишь из жалости, из сочувствия к нему снизойти до плотской любви… Да только ничего этого не произошло…

Мы расстались с ним, и теперь уже навсегда. Я отчетливо понял это. Никогда не забыть мне его ответ: «Слишком поздно начинать то, что уже не вернуть. Еще десятилетие назад, когда состоялась наша беседа, можно было многое исправить и даже наверстать упущенное. Сейчас я занят. Вот так, уважаемый… У меня появился друг – достойный человек, которого очень ценю. Внешне ему далеко до вашей чарующей красоты, но он настоящий со всех сторон – душа-человек, друг №1. Чувства наши, такие разные, все же взаимны. Теперь уже так. С ним у меня было много чего, но он никогда не обижал меня равнодушием, черствостью, личностным эгоизмом. За это он мне больше всего и дорог. Он до сих пор готов носить меня на руках и отдать за меня душу и тело. И это – не метафора. Потому не могу я его оскорбить изменою и не изменю никогда и ни с кем, даже с вами. Увы… Простите за отказ и… нам лучше расстаться. Слишком много сил и энергии приложил я, чтобы забыть вас. Столько лет прошло! Столько мук вытерпела моя душа. И всё из-за вас… Но теперь это уже не важно: всё осталось позади. Пусть вас полюбит кто-нибудь другой – достойный человек. Искренне желаю вам встретить такого. А меня, уж извините, больше для вас не существует. Прощайте, моя бывшая мечта и надежда, мой несостоявшийся друг…»

 

Вот и всё… Конец пути. Я сам поставил крест на удаче своей. Я был неосмотрительно черств и равнодушен к боли чужой. Теперь эта боль стала моей. Я сам сделал выбор… А всё ведь могло быть у нас с ним иначе!..

 

Я проснулся средь ночи. Что произошло? Ничего не мог понять. Мне это приснилось или это всё было на самом деле? Жена моя посапывала в постели, осторожно я встал и, не тревожа ее, подошел к окну. На дворе было темно и тихо, от тишины даже звенело в ушах.

Так что же произошло со мной? Постепенно я приходил в себя: всё это было лишь наваждением, сном?! Я спал очень долго и во сне видел, как вижу другие сны – более глубокие и странные, будоражащие, сотрясающие мое сознание. Значит, не было ни таинственного ночного гостя, что так сладко, сквозь сон, удовлетворил меня прямо в постели, не было и реальной безумной близости с мужчиной в туалете, не было также сумасшедшего совокупления, откровенного мужеложства в автобусе, не было и разговора с N, его отказа?.. Ничего не было?.. Но как же так?! Я же всё отчетливо видел, я чувствовал очень явно! Я кончал по-настоящему, такие оргазмы не могли быть простой эфемерностью! Я начинал любить по-настоящему, я изменился там – во сне! Там я становился совсем другим...

Мне было плохо и одиноко, но как отрадно было это одиночество, как благодатна была эта боль! Что ж остается теперь: снова малорадостные будни, близость только с женой, ровная, тихая старость… серая, однообразная жизнь…

«Хочу ли я вернуться к себе – прежнему, то есть нынешнему? А может, я уже и не нынешний вовсе, может часть души моей из сновидения войдет-таки в мир реальный и украсит жизнь новыми красками, которые так пленили меня в чудном мире грёз?

Кто я такой теперь, покажет время. Но придется многое переосмыслить, и сделать выводы, и наверняка что-то в жизни изменить… Другие потребности у души теперь, она стала чувствительней, стала тонко ощущать мир вокруг. Будто нерв обнажился, и я стал восприимчив ко всему, всему, всему!..

Так кто ж я все-таки теперь? Я – прежний или я – другой?..

Никогда не поверю, чтобы N отказал мне в любви: ведь он весь из любви соткан, он не мог так жестоко поступить со мной, это приснившийся нонсенс какой-то! Значит… а что это значит? А то, что у меня еще есть шанс, не утрачена надежда быть принятым им… согретым в объятиях, утешенным, обласканным и… удовлетворенным… Да, да, да!.. Но страшно, Боже, как страшно: а что, если Он действительно изменился в отношении ко мне, если на самом деле ожесточился сердцем, да хотя бы просто стал ко мне равнодушен?! Нет, не может этого быть – с Ним это случиться не может никогда! Я встречусь с ним, обязательно встречусь. Только под каким предлогом мне сделать это? Если вдруг я получу-таки отказ, что приснился мне, надо повернуть ситуацию так, чтоб хотя бы уход мой не выглядел унижением. Стыдно быть униженным, очень страшно и обидно… Да и не надо, чтоб он понял, догадался, зачем я в действительности приехал к нему. Надо чтоб он сам, как и прежде устремился ко мне, хотел меня, воспылал со всей прежней страстью и вожделением, чтобы близость наша выглядела только лишь как его инициатива, а я как бы позволю ему насладиться мною. Вот, задача-то! Как это сделать? Думай, думай…

Что творится со мной? Я дрожу внутри, мне боязно осознать вдруг, сделать открытие, что я никому не нужен, что я не нужен, прежде всего, Ему. Да гори всё огнем: все мои страхи и сомнения – поеду к нему и без утайки выложу всё как есть! Он поймет, он поддержит меня, не бросит же в столь опасный период жизни моей! Ведь именно он когда-то пытался открыть мне глаза на «этот» странный мир. Пусть тогда у него и голова болит, пусть он осуществляет нашу близость, обустраивает ее по наивысшему уровню, как когда-то, десять лет назад, красочно описывал мне! Уже тогда он глубоко влез в душу – непозволительно глубоко. Но десятилетие назад я не решился на безумный эксперимент, точнее – сумел-таки взять себя в руки и не поддаться на соблазны его безграничной, всеобъемлющей любви. Теперь же я созрел к этому, созрел так, что дальше просто некуда! Теперь я со скрытой радостью приму его внимание ко мне, впитаю как губка, получу наслаждения плоти, улечу в нирвану вместе с ним, срастусь, сплетусь с ним воедино, содрогнусь сладко в пламени нашей с ним общей страсти… а потом вернусь Оттуда и навсегда с Ним расстанусь; после Этого, реально случившегося, уже навсегда. Пусть мучается Он, пусть Он страдает от одиночества, но только не Я. Так и сделаю. Я отомщу ему за тот отказ во сне, пусть узнает на себе, как это тяжко – быть отвергнутым! Но, подожди-ка… а разве Он уже не познал на себе тяжесть одиночества, боль от моих былых бездушия и непонимания? Ведь страдать по кармическому закону должен я, а не он. Так что же происходит, неужели его боль вернулась ко мне и я боюсь себе в этом признаться? Я боюсь оказаться перед фактом неотвратимости. Но ведь можно ж еще что-то исправить, сбросить хоть часть кармического груза, который я так неосмотрительно наработал ранее. На все эти вопросы я не найду ответа сам, на них может ответить только Он один. Я боюсь унижения, но боюсь и одиночества. Нужно что-то решать сейчас, именно сейчас – потом может быть поздно». Я это остро почувствовал, так остро, что заныло сердце. Рука непроизвольно потянулась к трубке телефона, и начала нажимать кнопки цифр, которые сами собой всплывали в памяти. Руки мои задрожали опять, заколотилось сердце, в горле пересохло. Гудок, гудок, опять гудок… Сейчас Он подойдет к телефону (сердце мое дрожит!), он не может не подойти – именно сейчас всё и решится в моей и в его судьбе тоже! Он не может не почувствовать, как нужен, как важен ему этот звонок. Десять лет не виделись мы, но это ничего не значит, важно лишь то, что я понял наконец истину, которую когда-то пытался открыть мне Он. Сейчас он подойдет… «Я готов, – скажу ему. – Я готов на всё. Сделай мне то, что когда-то хотел» Я буду ему благодарен за это. Только пусть он подойдет к телефону, обязательно подойдет!..

 

P.S. (для чтения не обязательный): Я шел по улице, поглощенный грустными мыслями. Радоваться нечему – дозвониться к N не получилось. «Может, он давно поменял номер телефона, а может, почувствовал, что звоню ему я, и не стал поднимать трубку? Как его найти, да и нужно ли теперь? Как-то все складывается так, что встреча наша, наш откровенный разговор будто обходит меня. Будто кто-то там, наверху, разводит нас в разные стороны. Вероятно, и не нужно встречаться нам. Что ж…» Слезы почему-то наворачивались на глаза – слишком поздно я понял то, что когда-то пытался донести мне Он. А я не могу, уже не могу без «этого». Точнее – прожить-то смогу, но что это будет за жизнь?! К хорошему человек привыкает быстро, познав сладость запретную, – попробуй отказаться от нее теперь!..

Я шел, не замечая вокруг ни прохожих, ни машин – ничего. Но вдруг меня будто что-то толкнуло оглянуться. Совсем рядом плавно остановился сверкающий перламутром роскошный лимузин. Задняя дверца машины открылась, и из нее выскочил мальчик лет двенадцати. Мальчик был одет, как мне показалось, в какую-то элегантную униформу из очень дорогой ткани и явно эксклюзивного покроя. Ни много, ни мало, он вдруг подбежал ко мне и вежливо протянул небольшой тонкий пакет: «Здравствуйте, – и назвал меня по имени отчеству, – это просили передать вам. Там записка. Всего вам доброго!» – и посыльный, развернувшись, убежал снова, сел в машину и закрыл за собой дверцу.

«Мне?.. Записка?..» Я с удивлением посмотрел на машину, но лимузин плавно тронулся, весомо шурша мощными шинами по асфальту. Из-за тонированных стекол кто-то внимательно и, как мне показалось, дружелюбно посмотрел на меня, и таинственная машина вскоре скрылась, затерялась в колонне проезжавших по трассе многочисленных авто.

Я растерянно пожал плечами и осторожно развернул пакет. Там лежала общая тетрадь, довольно толстая и, видать, старая, – еще советского издания. «Ого, что это может быть?!.» Вытащив тетрадь, я развернул ее. Страницы по краям время тронуло желтизной, на авантитуле было аккуратно выведено от руки: «Дневник отверженного странника». Из тетради выскользнул небольшой, сложенный вдвое тетрадный листок и, покачиваясь и кувыркаясь, упал на асфальт. Я поднял листок, развернул его. Красивым размашистым почерком там было написано:

«Уважаемый, (мое имя-отчество). Я знаю о Вас всё, или почти всё. Мне известно, что Вы по-прежнему, несмотря на преклонный возраст, вынуждены работать, поскольку прожить на мизерную пенсию невозможно. Я бы мог подарить Вам деньги, и немалые, но знаю также, что от подарка такого Вы из гордости наотрез бы отказались. Остается одно – дать Вам возможность честно заработать их. Сейчас в вашем полном распоряжении тетрадь. Это мой личный дневник. Прочтите его, и Вы всё поймете. Материально я очень обеспеченный человек и мог бы позволить купить вам не только роскошный особняк со всей обстановкой, с машиной и прочими атрибутами благосостояния, но и многое, многое другое, о чем вы даже не мечтаете пока. Я имею возможность обеспечить и вас и всю вашу небольшую семью на поколения вперед. Но, к сожалению, знаю заранее, что от помощи моей бескорыстной Вы откажетесь, как только узнаете, кто я такой. Моя фамилия… она пока ни о чем Вам не говорит. Это творческий псевдоним. Впрочем, смотрите последнюю светскую хронику по каналам (далее перечисляются несколько телеканалов). Возможно, вы узнаете меня, ведь когда-то мы были с Вами немножко знакомы. И я Вам обязан. Да, да. Поэтому плачý Вам добром за добро. Как только коллекционеры – почитатели моих творений узнают, что Вы стали обладателем этого дневника, они станут искать встречи с вами, дабы выкупить этот дневник в свою личную коллекцию. Стартовая цена этой невзрачной на вид тетради не менее 500 тысяч евро. Реальная стоимость на рынке при нынешнем спросе на мои сочинения не менее одного-полутора миллионов евро. Но можно, если хорошо поторговаться с ними, продать ее и за все три миллиона «европейских рублей». Не советую спешить с продажей сразу, выждите немного, и цена подскочит невообразимо. Все вырученные деньги за тетрадь, до последнего евро или доллара, будут по праву только Вашими. Впрочем, можете ее и не продавать, а оставить себе на долгую память или же выбросить в мусоропровод, как только ознакомитесь с ее содержанием. На всё даю вам полное право. Если надумаете продать, я узнаю об этом и ненавязчиво пущу в прессе, на телевидении информацию, какой ценной вещью вы обладаете. Покупатели – очень респектабельные люди, найдут вас сами. За безопасность свою не бойтесь – Вы уже давно под моим незримым покровительством и ни одна вражеская пылинка не сядет на вашу почтенную голову без моего и Вашего на то разрешения.

Желаю Вам душевно насладиться новой открывающейся жизнью. На этом позвольте откланяться. Будьте счастливы!»

И всё… Послание закончилось. Пока я добирался до дому, то чего только не передумал: мафия, бандиты, аферисты, а может, просто какой-то сумасшедший представился известным на всю страну литературным именем. Все знают, как богат этот знаменитый, популярный во всем мире человек, но я впервые узнаю, что он является таким щедрым меценатом, к тому же… стоп!.. Он же написал, что мы с ним «немножко знакомы». Как, откуда?.. Учились вместе или, может, работали? Нет, с мультимиллионерами работать мне как-то не доводилось. Наверное, вместе учились, а потом, со временем, мой бывший однокурсник так высоко поднялся, что затмил своим талантом очень многих маститых коллег. Я, как и многие обычные люди, немало наслышан о нем разных сплетен и пересудов. Бывший изгой, непризнанный автор-романист, вдруг феноменально, в короткие сроки взлетел на литературный Олимп. Более того: он – один из самых эпатажных современных литераторов в нашей стране, стал вдруг всем известным законодателем мод. У него появилось масса молодых подражателей, но ни один из них не смог вложить в свои произведения столько истинно человеческой и сексуальной энергии, сколько сделал это Он. С его подъемом на вершину литературы сексуальные отклонения перестали называться по-прежнему, теперь это стало именоваться модным словом – «данейство», которое Он же и придумал в одном из ранних романов своих.

Поздно вечером, перед сном я открыл подаренную тетрадь, и уже с первых строк стало ясно мне, кто этот таинственный, скромный благодетель. Я устало отложил тетрадь в сторону, из осторожности прикрыв ее газетой от глаз супруги. Ей не следует знать, что написано в этой опасной тетради. Наверное, я так и сделаю, как он предположил – выброшу тетрадь буквально этой же ночью в мусоропровод, предварительно порвав, измельчив на мелкие кусочки, чтоб никто, кроме меня, не смог прочесть ее. Или, может, лучше сжечь ее незаметно?.. Это старая незавершенная история в моей жизни, которую мне пора и забыть. Я очень обижен на этого «благодетеля». Как у него не дрогнула рука написать, что тетрадь стоит миллион? Насмешка, да и только! Нашел над чем глумиться – над нуждой материальной, над неустроенностью в жизни! Как он пал сейчас в моих глазах! Конечно же, я узнал его и был несказанно разочарован. Сколько разочарований в жизни за последнее время! Как мне обидно и оскорбительно содержание этой ручной письменности… Ну, да Бог с ним. Всё, – я его напрочь забыл, тетрадь этой же ночью сожгу где-нибудь на пустыре, и на том конец…

Желая отвлечься от тяжких дум, я потянулся к пульту и включил телевизор. Шла какая-то очередная визгливая реклама. Я стал переключать каналы за каналами, но назойливая реклама просто заполонила весь эфир! «Вашу мать!..» – не выдержал я, и хлопнул горе-тетрадкой по столу. Несколько ветхих листов тетради отлетели от корешка и веером рассыпались по столешнице.

– Что это? – поверх очков посмотрела на меня жена.

– Да так, на остановке нашел, – соврал я первое, что пришло в голову. – Кто-то, видать забыл на скамейке, я и подобрал, думал, – там что-нибудь интересное…

– Так, есть там что-то интересное?

– Нет, ничего. Студенческая галиматья какая-то. Ты отдыхай, а я пойду, ведро вынесу.

– С каких пор ты стал мусор ночью выносить? – удивилась жена.

– Да что-то голова побаливает, трещит просто, а мусор в квартире фонит негативом. Пойду, вынесу, заодно и эту «галимотню» туда же скину, – и незаметно прихватил спички, чтобы, отойдя от дома, сжечь тетрадь.

– Погоди, смотри – опять показывают этого ненормального, – ткнула жена меня в бок и кивнула на экран, где шла одна из очередных светских хроник.

И там я увидел Его – «благодетеля» своего… – «этого ненормального», как выразилась моя жена. И теперь только понял я, что записка в тетради не была розыгрышем или насмешкой надо мной. Он, этот всем теперь известный писатель-мультимиллионер и был моим N!.. Что ж, мне стоило догадаться об этом и раньше.

Руки мои опустились, я безвольно сел на диван. Передо мной лежала растрепанная тетрадь-откровение стоимостью в не менее миллиона евро, но уже не она волновала меня сейчас. Меня взволновал до глубины души… Тетрадь расплывалась перед глазами – я думал о Нем, – об N, который не забыл меня, поддержал в трудный период. Он действительно благодетель безо всяких кавычек. На черствость и былое равнодушие с моей стороны он ответил нынешним пониманием и существенной поддержкой. Он не забыл про меня – старого, уставшего человека. Он по-прежнему меня любит, я это точно понял. И мне б возрадоваться этому, но почему же грустно так на душе, почему так тяжело? Да потому, наверное, что надежда моя угасла окончательно: он теперь недосягаемо далеко, высоко, и не достучаться мне до сердца его уже никогда. Слишком велика теперь дистанция между нами. Кто он, и кто я? Что общего теперь? И все же приятно: в тетради он пишет: «Вы, – именно Вы и легли в основу большинства моих произведений. Я воспел красоту Вашего образа, и так получилось, что обратил на него внимание миллионов людей. Почти каждый положительный герой в творчестве моем хоть чем-то, да похож на Вас. Вы всюду в моих противоречивых сочинениях, осуждаемых и восхищающих одновременно многих мужчин, да и женщин тоже. Считайте, что Вы – мой полноправный соавтор, и потому с меня причитается приличный гонорар. Без Вас не было бы и творчества, с которым теперь знакомо огромное количество читателей и телезрителей. Вы очень популярны, как герой почти в любом моем романе, Вы там есть просто обязательно, только вчитайтесь внимательно и всё поймете. Ваш образ уже бессмертен. Я обессмертил его в меру своих скромных сил, а Вы мне помогли уже тем, что просто существуете на свете этом. Миллионы очарованы Вашим колоритным образом, даже стало модным быть полнотелым, румяным и налитым со всех сторон. Заметьте: детский персонаж Шрек чем-то похож на Вас, хоть это и не мое изобретение. Вы же – Шрек для взрослых – добрый, обаятельный и очень, очень красивый. Вы – мой Бог в литературе, моя главная Муза. Без Вас не было бы и меня нынешнего. Потому я Вам очень признателен и обязан, и непременно отблагодарю Вас так или иначе…»

Слезы навернулись мне на глаза. Он меня не забыл, он всё помнит. Эта дорогая сердцу тетрадь – его безумное откровение… да как же могу я продать её чужому человеку, когда на каждой странице, в каждой строчке, в слове каждом безумная и прекрасная любовь Его ко мне?! Нет, я оставлю ее себе, буду бережно хранить и напишу завещание, чтобы положили тетрадь-откровение мне в последнее ложе, из которого уже не встают никогда. Пусть, когда пройдет срок жизни, тетрадь Его уйдет со мной в мир иной и там согревает душу теплом сердечным друга дорогого.

Я знаю, что не встречусь больше с ним и денег его, конечно же, не приму. Я бы с радостью принял Его самого, но это уже невозможно. Это ж так понятно! Поднявшись слишком высоко, он сам оторвался от меня необратимо.

 

Утром, подавленный и невыспавшийся, небритый, с потухшими глазами, я зашел в наш супермаркет. Какая-то непонятная праздничная толчея у входа, люди замерли, настала вдруг тишина. Что-то упруго натянулось и лопнуло на моем животе – голубая лента двумя половинками разлетелась в разные стороны и вдруг грохнуло дружное, жизнерадостное: «Ур-ра-а-а!!!» Люди чему-то радовались, я сначала не мог понять – чему? И даже немного испугался, опешил. Но тут ко мне подбежали выхоленные менеджеры и главный из них торжественно и громко в микрофон, чтоб слышали все, собравшиеся в супермаркете, провозгласил: «Поздравляем нашего дорогого миллионного посетителя, и от имени нашей компании и при спонсорской поддержке нашей торговой сети с радостью вручаем главный приз – чек на 800 тысяч долларов и семейную путевку по Средиземноморью! Ура, господа! Поздравим же нашего миллионного посетителя!» Со всех сторон сходились оживленные люди и дружно выкрикивали мне поздравления, радушно аплодировали, а я стоял, ошарашенный, и не мог поверить в происходящее. «Еще раз поздравляем вас, уважаемый господин… Простите, как ваше имя-отчество?.. – Я растерянно представился. – Мы очень рады, чрезвычайно рады за вас, и искренне желаем вам крепкого здоровья и всяческих успехов!»

Итак, сходив в магазин за обычными покупками к обеду, я, между прочим, стал почти миллионером. Что это? Как это понимать? Баснословная сумма свалилась на меня как манна небесная. Неужели действительно существуют черные и белые полосы в жизни? Выходит: черная, жирная полоса осталась, наконец, позади, и наступила долгожданная – белая?! Жена бросилась мне на шею, дети и внуки поздравляли меня, обнимали и трясли от избытка чувств. Мы собрались всей семьей и дружно весело отпраздновали внезапно обрушившееся на нас богатство.

Значит, я стал состоятельным человеком? Даже не верится, если честно. Разбогатеть так просто, как говорится: «на ровном месте»! Жизнь действительно улыбнулась мне, и теперь многое в судьбе моей будет иначе. Впереди новая, яркая, содержательная жизнь! Господи, Господи, спасибо Тебе! Скоро я со всей семьей, с детьми и внуками поеду в круиз по Средиземноморью. Вернувшись, затею капитальный ремонт в квартире и тогда, и тогда… я знаю точно, что тогда у меня всё кардинально изменится в жизни. Я так задумал, значит, так и будет! Я чувствую это. Я это просто знаю – меня ожидает огромное Счастье! Счастье с большой буквы. Да здравствует, Новая Жизнь! Я иду к Тебе, Жизнь, принимай меня в объятия свои!..

Новая яркая жизнь, полное благополучие и достаток. Не нужно больше работать, гнуть спину, мерзнуть зимой, истекать пóтом в летний зной. Я проживу достойную, уважаемую старость. И никому я не обязан своим обогащением, просто богатство свалилось на меня неожиданно и само собой. Видно, звезды так выстроились в небе, что счастливым обладателем главного приза должен был оказаться именно Я! И эта моя полная независимость ласкала душу, окрыляла ее. Я никому ничего не должен, я просто счастлив благодаря своей счастливой звезде. И я чувствовал, я просто знал, что это не последний подарок моей новой судьбы; жизнь готовит мне еще много, много подарков, и все они будут неизменно приятны. Господи, спасибо Тебе за всё, всё, всё!..

 

Вчера мы вернулись из круиза, где великолепно отдохнули всей семьей, наполнились массой приятных, ярких впечатлений. С дороги устали и потому до конца дня почти все отсыпались. Сегодня мы снова все в сборе, полны жизненных сил и светлых планов на будущее. Наши 800 тысяч призовых я распределил для всех членов семьи поровну, и сегодня мы решили это событие отметить. Все очень рады, и у меня небывалый подъем, светлый праздник на душе. Мои дети помогали маме накрывать праздничный стол, мои внуки озорно крутились у моих ног, невестки хлопотали на кухне, заканчивая приготовление. Мне так спокойно и благостно на душе, что ощущаю себя теперь совершенно другим человеком. От осознания полной уверенности в завтрашнем дне, добрая плазма умиротворенности расплывалась в груди. Мне было хорошо и ничего большего уже не представлялось, да и не хотелось. У меня есть дорогая мне семья, все мы здоровы, счастливы, а теперь и обеспечены достаточно хорошо; что еще нужно, чтоб встретить спокойную старость? Еще совсем недавние мои переживания и потаенные желания куда-то ушли, растворились, их уже просто не было, и словно тяжкий груз тихо и незаметно скатился с моих усталых плеч. Мне даже не хотелось вспоминать странные сны, которые чуть было не изменили меня и не повернули всю мою жизнь совсем в иную сторону, не в плохую, ни в хорошую – просто в иную. И неизвестно еще, как и чем бы закончилось всё «это» для меня. Но теперь всё в прошлом. Мне хорошо, ни к чему «такому» даже и не тянет, будто наваждение отступило вдруг и отлегло на душе.

Так я считал. Сегодня я случайно нащупал пультом какой-то канал и сразу обмер: в гостях у Гордона я увидел Его – N, моего несостоявшегося благодетеля и несостоявшегося… сами понимаете кого. Гордон брал у Него интервью, и передача уже заканчивалась, я включил телевизор слишком поздно. Однако успел еще захватить последнюю, прощальную для телезрителей фразу. Но важно не то, что N сказал, важно, как он это сделал! Точнее, даже не это… Тут другое совсем. Он просто посмотрел в объектив телекамеры – посмотрел мне прямо в глаза добрым, понимающим и, вместе с тем, глубоким взглядом и улыбнулся… и я вдруг отчетливо осознал, что улыбка эта была исключительно для меня. Мурашки пробежали у меня по спине: я вдруг всё сразу понял… и всё сразу вспомнил. Живые картины нахлынули на меня, яркие и сочные, они поплыли перед глазами, и я сам, страждущий, взбудораженный, восхищенный, находился внутри этих картин, я был их главным действующим лицом. Наконец-то я понял, до меня дошло!.. Господи, какой же я был глупец! Я-то думал, наивный, а оказалось, что это Он, именно – Он… Каким же надо быть деликатным, тонким человеком, душевным и по-настоящему любящим, чтобы поступить так, как сделал это мой тайный друг! Но почему же так-то, неужели нельзя было сделать это прямо и понятно с самого начала, ведь я ж не бревно бесчувственное, понял бы и оценил, и руку дружбы теперь не оттолкнул бы от себя. Теперь это было бы так. Чем смог, я бы тоже в ответ помог ему, тем более что сам искал встречи с ним! Мне 76, ему 55. Сколько можно продолжать эту нелепую гонку друг за другом, гонку по замкнутому кругу, при этом, не приближаясь, а постепенно только удаляясь и удаляясь один от другого все больше и больше? Нас удаляет уже один только возраст, и это необратимо; мы не молодеем, тело стареет и с каждым годом хочется чего-то все меньше и меньше. Какой же смысл в жизни тогда: вкусно есть, сладко спать, – это и всё?.. А как же душа, как же любовь-то в конце концов? Самое главное пройдет мимо, так и не свершившись; разве лишь материальные достаток и благополучие нужно нам обоим?

И я решил: мне самому придется что-то срочно менять в наших искривленных, патологически-нелепых отношениях. Я всё решил. Если у Него не хватает смелости, значит, этот шаг сделаю я. Теперь уже точно сделаю! У нас нет больше времени на длительные раскачивания маятника взаимных обид, страхов, тревог и сомнений. Надо быть мужчинами, в конце то концов! И сегодня же я встречусь с N и всё, как есть, ему объясню. Странные сны – они не странны и тем более – не порочны, они – наше с ним продолжение, и я с большим желанием снова возвращаюсь к ним. Да, я их признаю, они – наша вторая, а может, даже и основная, – первая, самая содержательная жизнь. Только там мы и осознаем себя по-настоящему, только там мы и раскрываемся полностью, снимаем маски и живем истинной жизнью души. Сны – это и есть Наша реальность. Ну, а реальность материальная, увы, это всего лишь – затяжные сны.

И спасибо другу, что он показал мне фрагменты двух, таких разных миров, дал возможность сравнить их для себя, для выгоды моей души. Выбор ответственный и важный я сделал сам. Тем более что не теряю я при этом совершенно ничего, а вот приобрести могу так много, просто безгранично много! Во всяком случае, столько, сколько позволят пока еще непритязательные фантазии мои.